чертоги разума

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » чертоги разума » Архив игр » don't be scared I'm still here [revolt]


don't be scared I'm still here [revolt]

Сообщений 1 страница 12 из 12

1

« don't be scared I'm still here »
● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ●
● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ●
главный штаб, Баттл-Крик, Мичиган, 19 августа 2037
KONNY RIORDAN, PHILIP CARRO

Talos – Reborn ♫
Pensees – Serotonin ♫
Echos – Gold ♫

Порой кажется, что кардинальное решение и есть самый верный выход. Но у жизни на все совсем другие планы.

0

2

Ее всю трясло. Может из за того, что вода была не такой уж теплой, а может и потому что она себя снова накручивала. В который раз. Последние две недели. Она не хотела этого, но мысли вновь и вновь возвращали ее к клочку бумаги с ее именем, который вопреки всему был передан не в те руки. Нежные. Прохладные. Любящие. По крайне мере они были такими полтора года назад. Но она знала, что владелец этих самых рук был способен причинить боль. Нестерпимую и неугасающую. Такую, какую может причинить только любимый человек. Лучше бы это была физическая боль - все раны зажили бы... За полтора то года уж точно.
Она судорожно вздыхает. В грудой клетке ноет, словно вместо сердца была черная дыра - пустая зияющая дыра, засасывающая и перемалывающая в своем чреве все, что туда попадало, и не давая ничего в замен. Создавая пустоту. Хотя, нет, кое что все таки оставалось. Страх. От которого трясло и парализовывало, после которого трудно было дышать и заставлять себя жить. Она уже не вздыхает, а всхлипывает, а чтобы подавить, рвущийся из нее крик, она прикусывает себе  пальцы, сжатые в кулак. До невыносимой боли. Так чтобы кричать не было смысла. А после заходиться безмолвными слезами, которые смешиваются с водой и растекаются вместе с ней по всему ее телу, заставляя одежду противно липнуть к телу. Она открывает рот, словно рыба, и набирает полные легкие воздуха, как только понимает, что дышать ей больше нечем. Утыкается лбом в колени, которые она подтянула к самому подбородку, сжавшись в один сплошной комок боли, и продолжает рыдать. Рука неосознанно трогает плоский живот. Пальцы комкают край мокрой футболки, когда она вспоминает свои окровавленные руки и ноги, вспоминает свой крик. Сжимая до хруста костяшек ткань, второй рукой она снова зажимает себе рот, потому что по другому, рвущийся из нее крик, остановить было нельзя. Она знает, что в штабе полно людей и носителей с чутким слухом, а ей не хотелось, чтобы все они косились на нее. Ее горе должно быть только ее. Делить его она не собиралась ни с кем... даже с Луисом. Наверное, в доказательство этого, она так поспешно уехала от него, пытаясь оставить свое, что с ней случилось, в прошлом. Жаль только, что, как бы далеко и как бы быстро она не убегала, прошлое все равно догоняло... во снах, в мимолетных мыслях и образах.
- Зачем? - всхлипывает Конни, раскачиваясь взад и вперед. Вопрос в никуда. Риторический. Она знает ответ, но боится произнести его вслух, потому что, если причина облачится в слова, ей будет некуда бежать. Она нервным движением убирает назад мокрые волосы, которые успели прилипнуть к ее лицу, пока она безуспешно пыталась справиться с собой.
О, как же ей надоело бороться с собой. Со своим иррациональным страхом. Какой то уголок ее сознания понимал насколько глупо она себя вела, но этот самый кусочек не обладал должным контролем над самой Конни, чтобы прекратить это. Все остальное было подвластно тем, липким и окрашенный в кроваво-бордовые тона, воспоминаниям, заполнявшие в ее худшие моменты полностью, до краев. Тот кусочек сознания, который еще был способен размышлять, хотел прекратить все это. Вечная борьба на протяжении полутора лет, вымотали ее. Она собиралась капитулировать. Поднять белый флаг. Даже, если он в конечном итоге тоже окраситься в кроваво красный. И пусть!
Эта мысль была ясной. Она звучала в ее голове четко. И ведь действительно, все можно было прекратить... Нужно были лишь захотеть. И она хотела. Практически неистово. Так, словно она была больна раком последней стадии. Так, словно ее воспоминания были злокачественной опухолью, которую нельзя было удалить. От осознания, что все это можно закончить прямо сейчас, она даже прекратила плакать, смотря в пустоту остекленевшими глазами.
В ее небольшой ванне, похожей на все остальные ванны штаба, висело небольшое зеркало прямо над раковиной. Она каждое утро смотрела в него перед тем, как отправится на "работу". Смотрела долго и пристально, словно каждое утро она смотрела на нового человека или знакомого ей, но слишком сильно изменившегося. Оно поможет ей и сейчас. На ватных практически негнущихся ногах она подымается с пола, опираясь на стену. Делает всего пару небольших шагов, которые кажутся ей такими долгими. Хватается за край раковины, и смотрит на слив, боясь поднять глаза... боясь передумать. Поэтому, она хватается правой рукой за край зеркала, сдергивая его с его положенного место и отправляя его на пол. Оно падает. Разбивается на несколько десятков осколков, рассыпавшиеся перед ней практически мерцающими звездами. Она смотрит на них. Видит в маленьких осколках искаженное отражение себя. Безобразное. Вот такой ее сделал Луис... Она наклоняется, беря с пола один из осколков, и возвращается под струю воды, льющиеся из душа, сползая вниз по стенке. Она делает всего два небольших надреза на запястьях. Без каких либо колебаний и сожалений.
- Это должно закончиться... - шепчет Конни, раскидывая руки в стороны. Она смотрит на слив. Ее жизнь вытекает из нее и теряется где то в недрах канализации...

0

3

Благодаря Конни, Дарон все-таки заплатил за свое предательство сполна, более того, сеть связных также была раскрыта, что позволило пресечь эту утечку, хоть изначально она и не исходила из главного штаба. Это была победа, маленькая, но переоценить ее значение было практически невозможно. Девушка, в которой сомневались, постоянно бросая в сторону Фила косые взгляды по поводу его решения взять Конни в штаб, смогла переиграть всех, лишь потому что не была профессионалом, действовала иначе, нестандартно, и к этому Дарон не смог подготовиться. Да, у Фила был полный отдел специалистов самых разных мастей и направленностей, так почему бы в нем не быть отличному хакеру, пусть и с таким прошлым, к тому же такому же отличному телепату. В тот день Конни доказала всем, что не зря пришла сюда, не зря оказалась на своем месте, потому что эта должность была по праву ее. Пусть это далось девушке невероятными усилиями, н ото, что она решилась на этот шаг, собралась и сделала, дорогого стоило. Невероятное мужество и сила, давшие ей возможность пережить собственную жизненную ситуацию и теперь так же хорошо помогающие в работе. Естественно, Фил вряд ли станет еще когда-нибудь просить ее о подобной услуге, оставив девушку на попечение информации и различным данным, оставив наедине с лучшим другом — сетью. Но всегда будет рядом, наблюдать и поддерживать, направлять, когда нужно, обретая в ней весьма ценного сотрудника, видя в ней то, чего никак не могут разглядеть другие, находящие в себе наглость осуждать его решения. Но Филу на них плевать, за ним благополучие отдела, и только он в ответе за всех своих подопечных, включая и хакеров, и охрану.
Со времени того допроса, Фил так и не дошел до выяснения всех подробностей видения. Дарон все-таки что-то передал кому-то. Мужчина, так говорила Конни. Что это был за мужчина и в чем была его цель пока оставалось неясным. Дознаватель выполнил свое обещание и не стал докучать девушке сразу, давая прийти в себя, тем более сразу же навалились дела по проверкам после дела Уэллса, а затем допросы посыпались один за другим. Дело братьев Мур и вопрос о возможном снятии глав с должностей, который благо разрешился более мирно. Затем сбой способностей, в момент которого Фил чуть не отправился на тот свет, а затем и дело Кроули, неожиданное и довольно болезненное. А после поездка в другой штат в побочный штаб и, наконец, возвращение. Пока все продолжали гудеть насчет утечки Уэллсу, приходилось проверять каждого, кто хоть каким-то боком был под наблюдением у ВСБ. Поэтому тянуть было больше нельзя, да и как раз выдалось подходящее время, более-менее свободное. Нужно навестить Конни и поговорить, расспросить о тех видениях подробнее, вдруг Дарон передал что-то, что в последствии помогло Уэллсу при захвате.
Оформляя очередную кипу бумаг, просматривая отчеты, сводки Фил последнее время постоянно засиживался до поздна. Элиза уже предлагала не ходить ему до своей комнаты, а перенести кровать сюда, и если честно, Фил всерьез начинал задумываться не то чтобы о кровати, а хотя бы о приобретении дивана. Давно уже пора обставить этот кабинет по своему вкусу. Встречу с Конни он запланировал на завтра, расписывая дела и сообщая их помощнице, пока та не ушла в жилое крыло. Сам же Фил покинул кабинет уже около полуночи. Они не виделись с Конни все эти две недели, если только мельком, но он постоянно справлялся о ее здоровье, спрашивал коллег и выдыхал с облегчением, когда слышал, что все в относительном порядке. Единственное, что его беспокоило — врачи отмечали повышение нервозности, но списывали это на привыкание к новой обстановке. После всего случившегося, Фил потом долго жалел, что сразу не пошел к девушке, не выяснил все, не увидел, что она находится на грани срыва. Взялся приглядывать, а на деле оказался совершенно слеп.
В тот вечер он возвращался к себе уже по пустынным коридорам, редко кого можно было увидеть в это время в штабе, лишь охрану, да поздно вернувшиеся с заданий группы бойцов, но сегодня было тихо, лишь обычные звуки штаба, готовящегося ко сну, поэтому звон чего-то с треском расколовшегося, будто вырвал Фила из собственных размышлений. Звук донесся из дальнего конца коридора, заставив на минуту замереть и прислушаться. Но ни криков, ни звуков борьбы, даже ругани — ничего подобного не было слышно. Может кто-то случайно что-то разбил? Однако на всякий случай, Фил двинулся дальше своей комнаты, как раз в сторону звука. Примерно через полминуты до него донесся очень яркий запах... кровь. А вот это уже был повод для волнения. Дознаватель ускорил шаг, и внутри все похолодело, когда он понял в сторону чьей комнаты направляется. Фил замер перед нужной дверью. Сердце, совершенно не поддающееся сейчас контролю, стучало как бешеное. Запах крови был настолько мощным, будто по ту сторону случилась бойня.
"Конни..."
Фил положил ладонь на дверную ручку и, повернув, толкнул от себя. Комната встретила его давящей тишиной, только из ванной доносился шум воды. Дознаватель глубоко выдохнул, осторожно проходя внутрь.
-  Конни, это Фил, все в порядке? — ответа не последовало, а запах крови становился почти невыносимым. Наплевав на все приличия, дознаватель продвинулся в комнату, а затем повернул к ванной, открывая дверь.
Ему понадобилось несколько секунд, чтобы отойти от увиденного. Это была словно сцена из кошмарного сна, от которого нельзя проснуться. Разбитое на полу зеркало и Конни, сидящая в душе, истекающая кровью.
Фил понятия не имел, что когда-то такое зрелище произведет на него поистине парализующий эффект. Он побледнел, глаза расширились, но в следующий же момент дознаватель взял себя в руки, в пару шагов преодолевая расстояние до душевой. Пропустив пару ударов, сердце снова зашлось в бешеном ритме.
-  Конни,... Конни, ты меня слышишь? — Фил легко похлопал по щекам, все еще улавливая сердцебиение, пусть и слабое. — Что же ты натворила? Что же вас всех тянет руки себе порезать? — шок переходил в злость, давая сил действовать. Первым делом он перекрыл воду, затем поднялся, спешно шаря по шкафчикам в поисках аптечки. — Держись, только держись, — бинты нашлись почти сразу. Это не остановит кровотечение полностью, но хотя бы замедлит. Действуя аккуратно и быстро, дознаватель туго перематывал запястья, наблюдая как повязка тут же пропитывается кровью. Он поднял руки девушки как можно выше и потянулся за большим полотенцем, кутая девушку, обнимая второй рукой, прижимая к себе и растирая плечи, пытаясь согреть. Все руки были в крови, как и часть одежды, багровыми пятнами покрылось полотенце, но сейчас на это было плевать. Как же он это допустил? Как мог проглядеть, не увидеть, что ей стало хуже? Это все тот допрос, твою мать... Если с ней что-то случится, Фил себе никогда не простит.
-  Конни, прошу, не оставляй меня. Что бы там ни было, мы со всем справимся. Ты не одна, я рядом, я уже рядом..., — чувствуя, как внутри все сжимается от нахлестывающих эмоций, Фил глубоко выдохнул. С силой закусив губу, чтобы вернуть себе хладнокровие, он вынул телефон из нагрудного кармана, но голос все еще предательски дрожал. — Лазарет.
-  Слушаю вас, мистер Карро.

0

4

Сделать это оказалось проще. Проще, чем она думала. Всего два движения могут решить проблемы, которые никак не могли решиться целых полтора года. И почему сделать это сейчас оказалось так просто? Что ж, у Конни были ответы. Теперь она знала... теперь она все поняла. В одно мгновение все встало на свои места, и этот исход был вполне логичным завершением этой истории. По крайней мере, ей так хотелось в это верить.
Она уже не пытается шевелиться. Слабость по всему телу уже не то чтобы мешала двигаться, она парализовывала. Ей стало даже трудно дышать, но она продолжала делать неглубокие и медленные вдохи. По привычке. Как и все двадцать восемь лет, которые она прожила до этого. Она опускает взгляд на свои руки. Они безвольно раскинуты в стороны, смотря довольно глубокими порезами вверх. Кровь. Она смешивалась с водой, которая продолжала литься из душа, пропитывала одежду, в которой полусидела или полулежала Конни. Она оставляла на домашних брюках мутно-красные разводы, такие, которые легко спутать с пятнами от полинявшей, после стирки, красной футболки. Она кривит губы, понимая, какая дурость ей лезет в голову. Сейчас. Когда до следующего шага, пожалуй, одного из самых важных, ее отделяло всего несколько секунд, а может и минут. Она ухмыляется и этому. Своей несерьезности. А с другой стороны, когда еще можно будет быть столько несерьезной? НИКОГДА. И она закрывает глаза с этой блаженной улыбкой, которую она позволяет себе напоследок...
Ей, словно, слышится какой то звук. Или голос. Очень знакомый, между прочим. Тот, который мог успокоить или приободрить, придать сил. Она давно его не слышала. Может, если он, следуя своему обещанию, поговорил бы с ней... Может... Уже не важно. Это все могло действительно показаться. Несколько секунд тишины, которые хотелось растянуть на целую вечность, звук открывающейся двери и сдавленный вздох. Она слышала это даже сквозь воду, которая бережно смывала с нее кровь и любые другие отголоски жизни, унося ее по течению реки забвения. Все дальше... Дальше. Пока ей снова не слышится голос. Она никак не может понять, кому он принадлежал. В ее жизни было всего три человека, которые были способны заставить открыть глаза. И это определенно была не мама - голос был мужским. Даже в полуобморочном состоянии, граничащим с полным забытьем, она это понимала. Оставалось только решить, кто из оставшихся двух был способен оказаться рядом с ней сейчас, когда она уже практически сказала "прощай". Она чувствует прикосновения к лицу. Не может решить нравятся ли они ей или нет. Но это, пожалуй, не главное. Потому что ей практически не хватает сил для того, чтобы открыть глаза. Ей практически необходимо титаническое усилие для того, чтобы взглянуть на того, кто пришел с ней попрощаться. Она неуверенно открывает потяжелевшие в одночасье веки, которые норовили снова погрузить Конни во тьму в любую секунду. Вода, которая до этого успокаивающе лилась сверху, исчезла. Вместо нее она чувствует на своих похолодевших и налившихся свинцом руках чьи то пальцы. Она не сразу понимает, что с ними делают. Не сразу осознает, что ее кутают во что то махровое в попытке хоть как то унять дрожь, которая, как оказалось, продолжала бить ее тело. Но это чуть позже становится не столь существенным. Слова. Произнесенные полушепотом. Только для нее. Она знает, кому принадлежит этот голос. Теперь знает. И уходить ей больше не хочется. Хочется задержаться на мгновение, всего лишь на мгновение, чтобы увидеть, чтобы почувствовать. Вновь. Ей нужно было лишь поднять взгляд. Небольшое усилие и она бы смогла все это получить. Напоследок. Но не может... или не хочет, боясь, что все это всего лишь игра ее воображения, что было бы весьма правдоподобно. Смущала лишь одна маленькая деталь.
- Не нужно. - она говорит это еле различимым шепотом - сил на что то большое не хватило. - Ты ведь знаешь это все должно закончится. - слабая улыбка касается ее губ. - Мне стоило убегать от тебя, только ради этого моменты. - она говорит с трудом, видя, как рука, сжимающая телефон, опускается. - Поверь, оно того стоило... Стоило... - последнее слово она выдыхает, и находит в себе силы поднять взгляд. На мгновение она действительно видит Луиса. Обеспокоенного, с тонкой морщинкой, пролегающей между его бровей, плотно сжимающего свои губы. Но это всего лишь мгновение... - Филип? - в ее голосе можно было бы различить некое подобие удивления, если бы он был не настолько слабым и тихим. -

0

5

Фил всегда старался сделать свою жизнь более размеренной, лишенной ненужных переживаний, которые всегда так пагубно сказывались на работе, на способности трезво рассуждать, вырывали из привычного распорядка, не давая ни на чем сосредоточиться. Как было бы хорошо, если бы существовал способ вообще избавиться от эмоций, не чувствовать ничего и полностью логикой руководствоваться по жизни, сколько всякой шелухи было бы отброшено в сторону, сколько дел было бы разрешено справедливо, а не под действием эмоций. С самого детства собственная вспыльчивая натура приносила одни только проблемы, слишком чувствительный ко всему происходящему, слишком тесно привязывающийся к тем, к кому не следовало привязываться, а затем открылась способность, которая была словно усилением восприятия этого мира, будто до этого ему было мало трудностей и боли, съедающей изнутри. Эмоции пагубно влияли на способность, стоило только поддаться им и состояние ухудшалось настолько, что в итоге все заканчивалось больничной койкой. Когда ты столько слышишь, видишь, то, что предпочел бы оставить за границами своего восприятия, можно сойти с ума, если только не взять себя в руки, не закрыть эмоции на замок, строго их контролируя. Выбора не оставалось, тогда, в далеком прошлом, Фил понял, что без контроля, просто не сможет долго прожить, способность вполне могла свести его в могилу. Постепенно холодея в отношениях с окружающими, он оставлял около себя лишь людей проверенных, которые не могли предать, ударить так, чтобы подконтрольные эмоции снова вырвались наружу, но в последствие многие из них также покинули его. Фил полностью погрузился в работу после той ошибки, последней настолько мощной, которая снова едва не стоила ему жизни. Тот теракт, в котором он и сам был косвенно виноват, окончательно показал, что нужно держать себя в строгих рамках. Да, поначалу было тяжело, захлестывало одиночеством, но со временем и это прошло. Работа, вот что его спасало все эти годы, служба и возможность дать своему разуму и способности пахать на полную катушку. Это давало ему все, то самое чувство удовлетворения от мысли, что он не зря проживает отмеренное ему время. Война несколько изменила ход событий, едва не порушила все барьеры, так рьяно возводимые для защиты, слишком кардинальные перемены в его просчитанной до мелочей жизни, но удалось удержаться, не поддаться панике, стрессу и не выпустить эмоции. Фил оказался среди вигилантов и снова полностью погрузился в работу. За это время тоже многое произошло. Как бы он не сопротивлялся, привязанности и люди каким-то образом сами появлялись в его жизни. Их отдел ненавидели, их самих боялись, но это не давало возможности полностью защититься, потому что как ни крути Фил никогда не был роботом, как бы не хотел этого добиться, как бы не выглядел в глазах окружающих. Да, на работе он отключался от всего, давая волю лишь логике, знаниям о человеческой природе, понимая, что без собственной человечности никогда бы не получил подобных знаний. Но вне дел, в каких-то невероятных ситуациях его все время окружали люди, которые невольно привязывали к себе, дарили покой, доселе неизвестный, позволяли взглянуть на некоторые стороны самого себя под другим углом и давали почувствовать себя обычным человеком. Фил понятия не имел, что делать с этим, насколько опасно это может оказаться для его разума, столько лет живущего в строгом контроле. Вдруг если он привяжется к кому-то настолько сильно, то станет потерян, изменится до неузнаваемости, перестанет хорошо выполнять свою работу, а ведь в этом и заключалась его жизнь. Но время шло, а даже легкие дружеские отношения, а также лютая неприязнь к одному из штабных не давали никакого опасного эффекта, и Фил постепенно расслаблялся, продолжал работать, четко разделяя работу и подобие личной жизни, постепенно находя баланс. При этом его чувства и эмоции всегда были под строгим контролем, всегда… но не сейчас.
Он не мог полностью справиться с волнением, со страхом, охватившем его с головы до ног. Черт возьми, кому расскажешь, не поверят — самый бесчувственный представитель ВСБ вдруг впал в панику. Но когда видишь близкого человека на грани, в луже крови, тут трудно сохранить самообладание, хотя его все-таки хватило, чтобы как минимум оказать первую помощь. Фил отмечал замедляющийся пульс, прерывистое дыхание, но повязка должна была помочь, пусть и ненадолго.
-  Сэр... Сэр? Что у вас случилось?
Голос диспетчера доносился будто сквозь пелену, дознаватель полностью сосредоточился на словах Конни. Похоже, она принимала его за кого-то другого. Только дав ей закончить, он с трудом вернулся в реальность.
-  Подготовьте палату и медперсонал, здесь… несчастный случай, — попытка суицида в штабе, такое сообщение вызовет резонанс и поставит под вопрос возможности Конни справиться с собой. Поэтому приходилось импровизировать. — Я скоро буду.
«Что ты творишь, Фил? Зачем прикрываешь? Она ведь нестабильна, тебе в голос это твердили!».
Дознаватель махнул головой, выбрасывая лишние мысли из головы. Нет, сейчас нужно доставить девушку в лазарет и это главное. Он быстро сунул телефон в карман и осторожно коснулся пальцами ее лица, убирая мокрые волосы.
-  Да, Конни, это я. Все хорошо, все будет хорошо. Черт возьми, это моя вина, — Фил с силой стиснул зубы, стараясь держать себя в руках. — Прости меня, пожалуйста, прости, — глубокий выдох, дознаватель отчетливо слышал, как ее состояние ухудшается, тянуть нельзя. Он аккуратно перехватил ее за плечи, а второй рукой взял под колени, поднимая. Девушка оказалась настолько легкой, что сердце снова непроизвольно сжалось. На борьбу с эмоциями не было ни сил, ни желания, впервые он хотел все чувствовать, хотел спасти ее, потому что иначе вся его хваленая жизнь и карьера не будет стоить и гроша. Фил не знал, почему именно так, но отчетливо это ощущал. — Конни, не отключайся, — он легонько встряхнул ее и вышел из комнаты, направляясь вместе с девушкой в лазарет. — Ничего этого не стоило, ты не должна была этого делать. От чего бы ты ни бежала, пока я рядом, ты в полной безопасности. Никто не посмеет тебя тронуть. Ты слышишь? Никто, — его голос звучал уже более спокойно и тихо, чтобы не напугать излишней нервозностью. — Тот мужчина, которого ты видела у Дарона в мыслях, это из-за него ты попыталась покончить собой? Всему виной тот допрос? Ох, Конни. Иногда может казаться, что все потеряно, что есть только один выход, но это не так. Не оставляй меня, я прошу…В моей жизни не так много людей, которыми я…дорожу. И ты, — слова давались с трудом, но в то же время почему-то именно сейчас хотелось высказаться в полной мере, потому что буквально через несколько минут эмоции утихнут, разум снова возьмет верх, и ничего этого сказано уже не будет, — одна из них. Я не позволю тебе умереть, ни за что.
Благо в коридорах все еще было довольно пустынно, дорога до лазарета не заняла много времени, но прошла словно в тумане. Фил почти ворвался в приемную, передавая Конни врачам и устраивая им нотации, и лишь после того, как девушку увезли в палату, он согласился сесть в кресло, чувствуя, как наваливается усталость.
-  Сэр, вы в порядке? — голос медсестры заставил вынырнуть из своих размышлений и тяжело выдохнуть.
-  Со мной все нормально. Позаботьтесь о ней, это приказ, — Фил сжал пальцы на подлокотнике, понимая, что эмоции не утихнут, возможно, только после того, как он узнает, что с девушкой все в порядке.
«Прости меня...»

0

6

Его лицо испуганное и бледное. Кажется, даже перепачкано кровью. Ее кровью. Он смотрит на нее со страхом и паникой, словно, не понимая, почему она это сделала, для чего она это сделала. Филип знал ее историю, можно даже сказать, что во всех деталях. Знал и то, что она испытывала практически животных страх даже от мысли, что ей когда нибудь придется встретиться с Луисом, не говоря уже о предположении, что ее муж занимается поисками возможностей организации встречи с ней в самом ближайшем будущем. Но сейчас он, как будто забыл обо всем этом. Как будто Конни для него закрытая книга, прочесть которую он никак не может из за склеенных чьими то паскудными руками страниц. Наверное, это невыносимо не понимать. Сколько же вопросов должно было быть в его голове... Она бы ответила на них, если бы они были озвучены и, если бы у нее было время.
Он протягивает руку к ее лицу и убирает мокрые волосы назад. Аккуратно. Словно она настолько хрупка, что от его прикосновения она может рассыпаться в бессчетное количество песчинок, которые он не сможет собрать воедино даже, если сильного захочет этого. Точно так же прикасался к ней Луис, когда она еще в полной мере не осознала, что с ней случилось в больнице, что случилось с ее ребенком, что случилось со всеми ними. Воспоминания всегда покрываются дымкой забвения, но вот чувства... Чувства и эмоции, испытываемые нами в такие моменты жизни, никогда не сотрутся из памяти, даже, если вы снова находитесь на грани. Они будут напоминать вам, что вы еще живы, что, в общем то, не все потеряно и все можно исправить. Только Конни не хотела. В ней не было сил, да и желания что то исправлять тоже, снова пытаться пересилить себя и жить дальше. Ведь это так трудно! По крайней мере, для нее. По крайней мере, сейчас. Но Филип ничего этого не знает. Он пытается успокоить ее, говоря, что все будет хорошо. Скорее он говорил это для себя нежели для Конни, потому что она и без того была спокойна, осознавая, что ей осталось не так уж и долго. Поэтому в ответ она лишь слабо и несколько снисходительно улыбнулась ему. Когда осязаешь, что конец близок, размениваться на разъяснения не хотелось. Хотелось напоследок хорошенько вглядеться в это лицо, запомнить его и унести с собой в темноту, как единственное напоминание, что, в конце концов, она была не настолько одинока, чтобы умирать в одиночестве.
Она все еще улыбается ему, когда он просит прощение. Снова. В который раз. Словно он действительно был виноват во всем этом.
- Нет... - она выдыхает это слово, пытаясь остановить его поток извинений. Он не может брать всякий раз вину на себя. Но продолжить свою мысль она словами не может. Подаренные Филипом несколько мгновений незамутненного рассудка закончились. Ее веки снова отяжелели, погружая Конни в темноту, в которую она так стремилась, а ее тело обмякло в руках мужчины . Быть может это было действительно последнее мгновение?

- Риордан, ты меня слышишь? - посторонний голос грубо врывается в ее сознание. Она непроизвольно морщится, словно, эти слова ударили ее бичом. Она даже дергается, когда понимает, что ей светят фонариком в глаза. Она непонимающе моргает и пытается разглядеть этого бесцеремонного человека. Но попытка не увенчалась успехом - свет медицинского фонарика практически ослепил ее. Усугубляли ситуацию еще слезы, которые практически сразу навернулись на глазах. - Она пришла в сознание. - голос был женским и довольно знакомым, но Конни никак не могла вспомнить кто это.
- Я доложу об этом. - говорит другой голос, а затем слышаться удаляющиеся шаги. Конни поворачивает голову пытаясь рассмотреть кроме всего прочего и удаляющегося человека, но все так же безрезультатно - она ничего не видит, только размытие силуэты, сквозь слезы и пойманных солнечных зайчиков. Она пытается пошевелиться, но в теле вдруг ощущается тяжесть. Она непонимающе опускает взгляд на свое тело.
- Не шевелись. - довольно требовательно просит медсестра. - Ты довольно много потеряла крови. Удивительно, что ты так быстро пришла в себя... - Конни хмурится, снова пытаясь всмотреться в лицо женщины.
- Не... не понимаю... - слабо выдавливает из себя девушка, но через мгновение застывает, распахнув широко все еще слезящиеся глаза. Еще мгновение, и она в панике опускает взгляд на свои руки, которые были заботливо уложены поверх одеяла. Перебинтованы.
- Хм. - как то странно хмыкает медсестра. - Бинты на всякий случай, но шрамов остаться не должно. - говорит женщина, пытаясь как будто этим успокоить Риордан. Словно это единственное, что ее могло в данный момент беспокоить. Шрамы! Нет... То мимолетное забытье, которое подарило ей всего пару мгновений лишь непонимания, разрушилось под натиском всего того, что она сделала. Именно в этот момент ее постигло чувство сокрушительного провала и облегчения одновременно. Ее сердце зашлось галопом. Не понятно от чего, от испуга или радости? В ее голове было сплошное месиво из противоречий, которые ей придется еще не один день осмысливать и расставлять по полочками в своей голове.
- А, мистер Карро. - в голосе у медсестры послышались странные нотки прохлады. - Проходите, мисс Риордан очнулась. - вслед за словами медсестры она слышит шаги. Она снова застывает, не смея, ни пошевелится, ни вздохнуть. Где то внутри зарождается чувство страха. Страха посмотреть в лицо человеку, который спас твою никчемную жизнь.

0

7

Эмоции. Что бы ты ни делал, как бы ни загонял их глубже, создавая видимость, что у тебя их нет, стоит только попасть в определенные обстоятельства, и вся выдержка летит в тартарары. Фил ни в какую не хотел покидать приемную, как бы его не отправляли хотя бы переодеться, единственное, на что он согласился, так это выйти в туалет и смыть кровь хотя бы с рук. Казалось, что стоит хотя бы на секунду отлучиться ,покинуть лазарет и произойдет нечто непоправимое. В нем говорили все те же эмоции, дознаватель прекрасно это понимал, но перебороть их в данных обстоятельствах было практически невозможно. Хладнокровие возвращалось постепенно, успокаивая бурю внутри, возвращая способность более-менее трезво мыслить. Все-таки выработанное за столько лет самообладание даже тут не давало полностью растеряться, упустить ситуацию. Фил смотрел на себя в зеркало, отмечая бледность и жуткую усталость. Сколько сейчас? Часа два-три ночи. Но все это было неважно, самым главным оставалось то, что он все-таки успел, вовремя оказал помощь Конни, о чем ему сразу сообщила медсестра, когда он пытался сразу прорваться в палату девушки. Задержись он на работе еще хоть немного или наоборот, уйди раньше, все могло бы повернуться по-другому. Фил зажмурился и, наклонившись, ополоснул лицо холодной водой. Нет, сейчас точно не стоит размышлять о том, чего могло случиться, а чего нет. Главное, что все закончилось хорошо. Еще оставался риск, но врачи заверяли — ее жизни ничто не угрожает, и как только она очнется, дознавателя пустят в палату.
Время тянулось будто резиновое, за это время тревога нисколько не утихала, только возрастала все сильнее. Несмотря на то, что Фил прекрасно слышал искренность заверений медперсонала, эмоции все-таки периодически брали верх. Пытаясь вернуть себе относительное хладнокровия, дознаватель размышлял о случившемся, стараясь все разложить по полочкам. С Конни еще только предстоит поговорить, но стоило только в деталях вспомнить ее биографию, тот ужас, что она пережила, все становилось предельно ясно. Фил настолько погрузился в свои размышления, что не сразу услышал, как его зовут, но в следующую же секунду кивнул и поднялся с кресла в приемной, следуя в палату. Тревога снова вернулась, но сейчас уже была под контролем. Несколько минут и Филу удалось более-менее прийти в себя, хотя стоило только невольно вспомнить Конни в окровавленной ванной, как внутри все передергивало. Дознаватель невольно отмечал улучшение и стабилизацию ее состояния, и в этот момент волнение отпустило окончательно. Он придвинул стул и присел рядом с кроватью. Надо было, наверное, все-таки переодеться, одежда заляпана кровью, а лицо цвета местных стен, но Фил просто не мог уйти, не сейчас, когда вопросов, точнее требующихся подтверждений накопилось выше головы.
-  Привет, — девушка не смотрела на него, дознаватель отчетливо слышал долю страха и видел некое смущение. Он даже не знал, сможет ли она сейчас полноценно разговаривать. Но если Фил снова отложит эту беседу, кто знает, повторит ли Конни попытку или нет, и тогда все может закончится гораздо трагичнее. -  Как себя чувствуешь? Ты меня очень сильно напугала, — дознаватель тихо выдохнул. — Я, наверное, сейчас должен рвать и метать, а также вправлять тебе мозги по поводу того, что попытка суицида — это не выход, более того, пока мы живы, мы можем все исправить. Твоя жизнь тебе не принадлежит, из-за твоего ухода будут страдать другие. В том числе и я. Не знаю, наверное, это странно, но ты работаешь в моем отделе, а значит автоматически находишься и под моей защитой и под моей ответственностью. И дело тут не только в этом. Я дал тебе шанс, взял, несмотря на то, что другие меня отговаривали, но я прекрасно понимал — твои способности будут весьма полезны. А прошлое никогда не должно влиять на настоящее, и уж тем более на какие-либо решения. Но тебя, похоже до сих пор преследуют призраки ушедшего. Я должен был сразу поговорить с тобой после того допроса. Работа меня окончательно сожрала, прости. В том, что случилось, отчасти и моя вина, больше я такого не допущу. Я взял тебя на эту должность, думал, что ты выдержишь нагрузку, но в какой-то момент все пошло наперекосяк. Однако, даже после всего случившегося, я не собираюсь снимать тебя, отправлять обратно. Нам просто нужно во всем разобраться. Ты отличный специалист и хороший человек, я не собираюсь так просто терять тебя, ни в каком из смыслов. Так что случилось, Конни? С чего вдруг такое рвение попасть на тот свет? — Фил снова выдохнул, внимательно осматривая девушку. — Тот мужчина, который был в мыслях Дарона, это Луис, да? Поэтому ты еще тогда так странно отреагировала. Что еще ты видела? Что Луис хотел сделать? Почему ты собралась убежать от него в то единственное место, где тебя уж точно никто не достанет? И еще, — дознаватель осторожно положил свою руку на кровать и мягко обхватил пальцы Конни, чуть сжимая. — Я не знаю, поверишь ли ты мне или нет, но я говорю искренне. Пока ты здесь, тебе больше не надо никуда бежать. Я сделаю все от меня зависящее, все что угодно, чтобы тебя никто не тронул. Ты и так столько натерпелась, с того момента, как ты переступила порог моего отдела, для тебя началась новая жизнь и я обещаю, что она будет намного спокойнее предыдущей. Поэтому, Конни, дай и себе самой шанс, прошу, не повторяй больше подобного. Я в любом случае смогу тебя защитить, но только если ты сама позволишь.

0

8

Все внутри сжимается. В большой комок боли, который пульсирует и, который, если очень, постараться можно нащупать. Грудь, перебинтованные запястья, на которых, как ее уверяли не останется ни единого шрама, и голова были центрами... эпицентрами разжигающейся и начинающей сжигать и без того опустошенную и измученную Конни жалости. Она закрывает на несколько секунд свои глаза, чувствуя, как по ее щекам текут слезы, которые через мгновение теряются в волосах, оставляя на лице лишь мокрые соленые дорожки. Пытается сделать глубокий вдох, но не получается. Она сжимает губы в тонкую полоску, чтобы хоть как то унять их предательскую дрожь. Морщится, словно от боли, когда понимает, что ничего не может с собой сделать. Ей давно нужно было признать, что она слаба, что она ничего не может изменить, и убежать тоже она не сможет. Ей нужно было это признать и принять. Смирится с этим, черт возьми! И жить. Или хотя бы пытаться. Делать хоть что то, и не опускать руки. Жалость паскудное чувство, порождающее не менее паскудную ненависть к себе. Потому, что признание собственного бессилия перед обстоятельствами ничего другого не подразумевает...
Она открывает глаза. Смотрит на свои руки. Жаль, что не останется шрамов. Они бы были замечательным напоминанием того, насколько она глупа и слабовольна. Напоминанием того, что спасая ее, Филип придал ее жизни значимость и что теперь ей придется оправдать его ожидания. И что ей делать теперь с этой жизнью то? Чуть хмурится от этой мысли и находит в себе силы посмотреть на Карро. Быть может, тогда она сможет понять?.. Но ничего подобного не происходит. Она смотрит на Филипа, и ничего кроме стыда и жалости к себе не чувствует. Никакого озарения. Снова отводит взгляд не в силах, смотреть на него, пусть он и был расплывчатым и засвеченным силуэтом. А его "привет" между тем звучит приветливо и устало. Ее губы дрожат в ответ, и она ничего не может сказать из за подкатившегося к горлу комка. Ей впервые хочется спрятаться от него. Его понимающего и пронзительного взгляда. Натянуть до самой макушки одеяло, и притворится, что она ничего не понимает, что ее здесь нет... Это было бы так по-детски и так просто. Но вместо этого она пожимает плечами на его вопрос о самочувствии. И она не лукавила, потому что действительно не знает. Потому, что чувствует себя полностью опустошенной, вывернутой наизнанку, бесконечно усталой. Не собой. Наверное, это вполне нормальные чувства для человека, которому помешали умереть, которого заставили жить. Но при этом Филип был ничуть не лучше нее, по крайней мере, внешне. Ей хватило всего одного полувзгляда, чтобы отметить его бледность и усталость, заляпанную ее кровью рубашку, которая была все еще на нем. Сколько он не спал, сколько он ждал? Конни догадывается. Долго. Зная его всего каких то полтора месяца, она понимает, что он бы просидел в приемной и дольше, только лишь для того, чтобы убедится... Чем она заслужила такое отношение? Чем?
А Филип продолжает говорить. Много. Словно его прорывает. Словно до этого его что то останавливало. И Конни ведет с ним свой диалог. В голове. Не смея и слова вымолвить. На его бы замечание о том, как она его напугала, она бы грустно улыбнулась уголками губ, чувствуя при этом вину. А когда он скажет, что ему бы быть недовольным всей этой ситуацией, она с ним полностью соглашается. И даже его мысль о том, что ее жизнь не принадлежит ей, оказывается на удивление здравой, и Конни соглашается с этим, потому что отчасти понимает, что он имеет в виду. Однако, когда Филип вдруг начинает говорить о своей ответственности, она хмурится и поджимает губы - ей стыдно и неуютно от этих слов. Казалось бы Карро не говорил напрямую о том, как он разочарован ею и ее необдуманным поступком, но Конни слышит в каждом его слове этот укор. Или хочет слышать? Потому, что она действительно была виновата перед ним. Но он говорит не об этом, а о том, что ему следовало с ней поговорить, после допроса Дарона. Словно бы это что то поменяло. Конни сомневалась в этом. Возможно, все было бы наоборот - этот разговор мог бы привести к более серьезным последствиям или она бы решилась на этот шаг значительно раньше. Кто знает, как оно было бы, если этот разговор состоялся бы... Но Филип и на этом не заостряет внимание, продолжая говорить о том, что не собирается даже, после такой выходки избавляться от такого сотрудника, как она. Конни широко раскрывает глаза, не веря своим ушам. Здесь было, чему удивляться. Она медленно подымает на него взгляд, пытается найти во взгляде Филипа хоть намек на шутку, издевку или еще что то, что могло бы опровергнуть его слова. Ей хочется воскликнуть: "Не шути так!", но она молчит. Молчит и смотрит на Филипа. А он переводит дыхание и задает вопрос, который наверняка крутился в его голове с самого начала, пытаясь подтвердить свои догадки. Ей вдруг захотелось остановить Филипа. Попросить, чтобы он замолчал. Ничего не говорил. Слышать это имя из его уст было странно и страшно одновременно. И самым неприятным в этом было то, что Конни понимала, откуда появился этот страх. Филип действительно не сделал бы ничего, что могло бы навредить самой Конни. Ей оставалось лишь разобраться в себе и понять, что в ней такого, что не последний человек в штабе рискует всем ради нее, прикрывая ее, закрывая на ее недостатки глаза, спасая ее. И признать, что она боится последствий для Луиса за его непростительную любознательность.
- Я не такой уж и хороший человек, Филип. - ее хриплый слабый голос пугает даже ее. Она смотрит на него, пытаясь подобрать слова. - Ты прав. Это был ОН. И он ищет меня. - на последних словах голос ее подвел и надломился, поэтому она поспешно замолкает, виновато смотря на Филипа. А он, вместо того, чтобы рассердится или начать расспрашивать ее дальше, берет ее руку в свою, чуть сжимая ее холодные пальцы, начиная уверять ее в том, что она в безопасности, что ей нужно жать себе второй шанс, и что он сможет защитить ее. Конни смотрит на их руки, чувствует тепло исходящее от его ладони, как оно проникает в ее озябшие пальцы. - О, Филип... - она шмыгает носом. - Ты слишком добр ко мне. Слишком. И я все еще задаюсь вопросом, почему? Я не заслужила ни твоей доброты, ни твоего участия. - она шумно выдыхает. - Я тебя обманула и явно не оправдала твоих ожиданий, а ты продолжаешь говорить мне о том, что я хороший человек. Я НЕ хороший человек. Нет! - она тяжело дышит, смотря на Филипа. - Но я бы очень хотела быть такой, какой ты меня видишь... ОЧЕНЬ... Но... Я не могу. Не могу, когда знаю, что ждет меня впереди. - она отводит взгляд и только тогда понимает, что по ее щекам опять текут слезы.

0

9

"Я не знаю почему... Почему так происходит. Почему даже прекрасно понимая, что ты нестабильна, что в любой момент можно ожидать чего угодно вплоть до попытки покончить собой, я не прекращаю верить в то, что ты сможешь работать дальше, сможешь остаться, и принесешь нашему штабу пользу, которую вряд ли принесет какой-то другой специалист. А может, дело не только в этом, не в общественном благе. Я не знаю... Не могу это объяснить даже для себя, сколько бы ни пытался. Нет, логичных доводов можно привести сколько угодно, как за, так и против твоего нахождения в штабе, но ни один из них не сможет полностью пролить свет на происходящее, не сможет точно описать то, что творится в моей голове. Я не знаю... Но я абсолютно уверен в том, что поступаю правильно. Все так, как и должно быть".

Фил много раз прокручивал в голове свое решение взять Конни в штат своего отдела, несмотря на все препятствия и возможные подводные камни, он досконально изучил ее дело, чтобы быть готовым ко всему, и все же взял на себя этот риск, хотя кто-то другой вряд ли бы решился. И что бы дальше не происходило, дознаватель все больше убеждался в том, что не ошибся. Конни постепенно привыкала и к работе, и к окружающим. Всегда тихая и больше находящаяся в себе, но эта девушка была сильнее многих, выдержав то ,что пережила она, многие бы давно сдались, но она все равно продолжала жить, хоть нервы порой и давали сбой. Фил дал себе слово присматривать за ней и сам не замечал как постепенно, понемногу привязывается к этой девушке, ощущая, что должен о ней позаботиться, что их встреча и ее запрос на перевод в главный штаб были не случайны. Фил всегда доверялся логике, но и интуиция его ни разу не подводила, он не был фаталистом, сам творя свою судьбу. Но появление этой девушке в его жизни незаметно, не сразу, но что-то изменило. Словно рядом появился родной человек. Он давно уже не общался со своей семьей, сестрой, лишь изредка пересылал сообщения и узнавал, как дела у них. Работа. Фил всегда был полностью поглощен делами, они заменяли ему все, отвлекали от тоски, не давали сдаться на милость одиночеству, не давали даже допустить таких мыслей. Его вполне устраивало такое положение вещей. Никаких привязанностей, значит, никаких рычагов давления, нет замутненному чувствами сознанию, а в принятии решения исключительно хладнокровный взгляд на ситуацию. Идеальная машина для вынесения приговора. Вряд ли что-то уже изменится, вряд ли Фил когда-то позволит себе сорваться с жесткого контроля. Для этого должно произойти что-то, действительно, из ряда вон выходящее. Но дело даже не в этом, порой в его голову закрадывалась мысль, что привязанность никак не повлияет на работу его ума, а только наоборот даст еще больше сил, уберет это зудящее чувство тоски и одиночества, подарит долгожданный покой. Возможно, всем нам нужно о ком-то заботится, и всем кто-то нужен. Он всегда ограждал себя от людей, воспринимая их лишь как поставщиков работы, но последнее время это отношение постепенно менялось, не кардинально, Фил все также никого не пускал дальше вытянутой руки, чувствуя как устал от этого, но не желая ничего исправлять в своей отлаженной жизни. Однако война вносила свои коррективы не только в глобальные события, но и во внутренний мир каждого человека. Порой просто невозможно оставаться равнодушным. Ты можешь изображать из себя бездушного робота, но в какой-то момент защита ослабевает, ты читаешь историю молодой девушки и понимаешь — она такая же как ты.
Фил старался избегать пристального взгляда со своей стороны, в конце-концов, чтобы чувствовать состояние Конни ему не нужен зрительный контакт, он и так все прекрасно слышит. Не хочет ее смущать, не хочет напрягать еще больше, ей и так досталось. Слова подтверждают все. Значит, Луис вышел на охоту, это не хорошо. Никто из вне не должен знать, где находится главный штаб, похоже, придется организовать ответную операцию. Пока просто последить, а дальше видно будет. В любом случае тут дело не только в безопасности Конни, в целом местонахождение штаба может оказаться под угрозой. Хорошо, что Луис не ренегат, тогда все было бы гораздо сложнее. А так, может хватить и профилактической беседы. Надо будет заняться этим сразу же, пока через Луиса кто-то еще не нашел штаб.
-  Боже мой, Конни, — Фил выныривает из своих размышлений и улыбается. — Ты не представляешь скольких людей мне пришлось увидеть за всю свою жизнь, познать во всей красе, что такое "человеческая натура", видеть насколько продажны, мелочны и по-настоящему отвратительны и беспринципны могут быть люди. Вся моя жизнь это один сплошной поток людской грязи, без надежды на какой-либо просвет. Поэтому в какой-то момент я надежно замкнулся в себе, чтобы эта самая грязь не коснулась меня, не сожрала изнутри, превращая в такого же как те, которых мне приходилось допрашивать. И вот появляешься ты, и я понимаю, что где-то за пределами моей службы есть совершенно другая жизнь, где еще есть люди, сохранившие свет внутри себя. Ты словно проводник к тому миру, миру... нормальных людей, на которых можно положиться, от которых не надо ждать удара в спину. Знаешь, в моей жизни тоже был переломный момент, мне пришлось покинуть родину, переселиться в штаты, я был убит и потерян морально, сильно ранен физически. Реабилитация, абсолютно новая жизнь, но призраки прошлого не отпускали, ни на секунду и до сих пор не отпускают, если честно, хотя все равно появляются гораздо реже, — отголоски тех событий на секунду возникли перед глазами, но также стремительно исчезли. Война стирает все, все, что было до кажется уже неважным. — Сейчас новых хватает. И знаешь, что мне помогло преодолеть этот трудный период? Один хороший человек, который помог и с работой и с дальнейшей жизнью, и я ему до сих пор благодарен. Так вот, в жизни каждого из нас порой происходят трагические события, выбивающие дух, лишающие сил идти дальше, но всегда находится тот, кто поможет со всем справиться. Поверь, я многое повидал, и тут я могу сказать с уверенностью. К сожалению, самому иногда очень тяжело преодолеть жизненные трудности, можно, но есть риск остаться совершенно без сил и упасть где-нибудь на середине пути. И в таком случае хорошо, если рядом появится человек, который поможет подняться. Ты слишком строга к себе, Конни, после того, что ты пережила, все твои действия объяснимы и понятны, пусть и слишком кардинальны, а я такое не одобряю. И про Луиса нужно было сообщить сразу. У тебя сейчас нелегкие времена, так позволь помочь, помочь подняться и пойти рядом, чтобы в любой момент оказаться поблизости, если что-то вдруг пойдет не так. Если ты против, то я могу уйти прямо сейчас и больше не появляться в твоей жизни, могу вернуть тебя обратно в побочный штаб. Все, что захочешь. Но сначала подумай, неужели тебе настолько плохо здесь, неужели ты настолько сильно сомневаешься в безопасности главного штаба, что надеешься на покровительство смерти. Я не буду ни на чем настаивать, по сути, я не имею на это права. Но я могу тебе помочь, действительно, могу.
В конце-концов, в жизни каждого человека наступает момент, когда он больше не может игнорировать окружающих. Иногда все происходит в плохом смысле, но сейчас Фил чувствовал, так ясно, как никогда раньше, что возможно впервые за долгое время может сделать что-то хорошее.

0

10

Свободной рукой утирается слезы, виновато смотря на Филипа. Сколько еще он их увидит? Она не знала. Главное теперь было то, что это единственный человек, который их видел, и то, что он таковым и останется. С одной лишь оговоркой - единственный в этой ее новой жизни, когда она себя называет Конни. Потому, что, когда она была Джейн, ее слезы, боль, а иногда и страдания видел другой человек, который был способен утешить, может даже что то исправить, чтобы ей не было так больно. Филип тоже мог. Наверное. Ей бы этого хотелось - простого человеческого участия, которое не имеет ничего общего с жалостью; дружеское плечо, которое не предаст и поддержит в трудную минуту; друга, который будет рядом не смотря ни на что. Трудно найти такого человека, а еще труднее получить его просто так, словно в дар от судьбы за страдания. Однако, вместо благодарности и облегчения на душе у Конни скверно. Филип не тот человек, которого она затащила бы в свой мир боли только из за того, что он протянул ей руку помощи. Она видит и прекрасно понимает, что ему хватает и своих демонов, а бороться еще и с ее... Нет. Это не правильно. А в ответ Филип лишь улыбается, словно, она маленькая несмышленая девочка, сказавшая нечто, по его мнению, умилительное, что в принципе может вызвать лишь такую несколько снисходительную улыбку. Но улыбка исчезает, и вместо неё - серьезные вещи, такие как людская прогнившая натура; жизнь среди таких подпорченных людей; и почему приходится закрываться и становится холодным и отрешенным. Быть может, проживи Конни такую же жизнь среди всей этой мерзости, она бы стало такой же, может быть даже чуточку хуже из за своей чрезмерной "чувствительности". И теперь ей казалось, что она удостаивается большой чести, узнавая обо всем этом от него самого, а не кого то другого. Такая откровенность явно была несвойственна Филипу, поэтому и была скорее неожиданностью для нее, нежели чем то ожидаемым. Как и то, что Филип говорил дальше. Конни хмурится в ответ, не понимая, почему и главное когда он видел, как он выразился, в ней свет. Она все еще не понимает... Его слова, как будто шутка. Но она смотрит на Карро и не видит хотя бы намека - он серьезен, он говорит то, что он думает. Но как получается, что он видит, а она сама нет? Слепой ведь назвать ее нельзя. Хотя, когда дело касалось лично ее или Луиса, она становится невменяемой. Становится другим человеком. Наверное, поэтому, чтобы не чувствовать внутреннего диссонанса, после того, как она уехала к родителям, она попросила всех своих родных называть ее вторым именем. Ей попросту захотелось стать другим человеком. Чтобы не ассоциировать себя с той Джейн, что испытала боль, предательство и любовь, которая, в конечном счете, принесла ей столько страданий. Быть может, в ней действительно все это было: и свет, и путь к нормальной жизни - но сама Конни всего этого точно не видела.
- Разве я нормальная, Филип? - спрашивает вдруг Конни, практически перебивая его. - Посмотри на меня! Я не могу справиться с собой, с ситуацией... Я практически ничего не делаю, чтобы хоть что то изменить. - она отводит взгляд от Филипа, смотря куда то мимо него. И в этот момент она понимает, что в тайне надеется, что он будет убеждать ее, говорить, что она справится, что ей нужно лишь принять помощь. Она так долго была наедине со своим горем, что сейчас ей кажется абсурдным то, что было когда то правдой. - Ты же видишь, стоит только произнести ЕГО имя, и я практически теряю контроль. Это ненормально... - она устало выдыхает. Наверное, Конни ошибалась, когда думала, что разговор с Филипом, после допроса Дарона, мог бы только усугубить ситуацию. Карро был сейчас единственным человеком, который мог до нее достучатся, заставить задуматься, дать понять, что она не одна. И ей, кажется, только поэтому он продолжает говорить с ней, рассказывая свою историю, сравнивая их, уверяя, что все трудности преодолимы, а вдвоем тем более. Конни смотрит на их руки - они все еще держаться друг за друга. Быть может все, это, правда? Но Филип не дает ей осознать все, что он сейчас сказал, а предлагает решить сразу - прогнать его или, же попросить остаться. Вот так вот просто он поставил ее перед выбором, заставляя выбирать. Она хлопает глазами и молчит. Все еще не до конца понимая, что он предлагает сделать. Их молчаливая пауза даже несколько затягивается из за этого. Она выпускает из своей руки руку Филипа, отводит взгляд в сторону, потому что осознает. Понимает, что сейчас ей придется делать не просто выбор между "прогнать Филипа" и "принять его помощь", а понять, готова ли она поменять свою жизнь, готова ли шагнуть дальше. На это нужно было время. Чуть больше, чем отвел ей Карро. Потому что оно, кажется, истекло, как только он начал подыматься со своего места.
- Я боюсь. - говорит Конни, резко хватая уже развернувшегося к выходу Филипа за рукав рубашки. - Боюсь не... Луиса, - она произносит это имя осторожно. - А то, что мне придется все вспомнить, переживать один и тот же момент снова и снова. - она держит его за рукав, не отпуская, не смотрит на него, боясь, что остановится. - Останься... - она говорит это тихо. - Ты мне нужен. Без тебя, кажется, я не справлюсь.

0

11

-  А разве нет? — ее вопрос эхом расходится внутри. Знала бы Конни, насколько он ненормален в понятии обычных людей. Игнорирующий любые связи, убежденный, что они приносят только вред, вынужденный постоянно контролировать свои эмоции, потому что иначе выйдет из равновесия и способность. Внешне абсолютно холодный, циничный, готовый разобрать всех по кусочкам в моральном плане и не только, лишь бы только добиться правды, информации, нужных данных, вычислить изъян в работе сидящего перед ним человека. Большая часть штаба его ненавидела, с презрением относясь, как к работе, так и к нему лично. Но он давно к этому привык, прекрасно зная, насколько неприятны людям перетряхивания скелетов в шкафах. Однако его отдел приносил несравнимую пользу, вычисляя перебежчиков, вытаскивая нужные данные. И если бы Фил был другим, то вряд ли смог так хорошо выполнять свою работу, и уж точно вряд ли бы занимал то положение, которого добился на сегодняшний день. Нормальность слишком относительна, впрочем как и все в этом довольно субъективном мире. Для одних ты нормален, для других бесчувственный робот, для третьих — профессионал своего дело и так далее до бесконечности. Каждый ценит что-то свое, закрывая глаза на остальное. Эта девушка могла говорить и думать о себе что угодно, но для Фила она, действительно, была словно светом, надеждой, что и для него самого все еще не все потеряно, и он не окончательно зачествел с этой чертовой работой, хотя такие мысли  впоследнее время промелькивали у него все чаще. Война в целом всегда закаляла людей, делала их менее восприимчивыми, а вот у Фила получалось как раз наоборот. Хотя вполне возможно он просто нашел свое место, где его окружают люди со схожими взглядами и жизненными позициями, и определенных симпатий все равно не избежать. Пусть в его случае, это скорее и не симпатия вовсе, а только подобие. Но этот конфликт уже дал ему человека, который, казалось, мог понять его во всем, и этим человеком была Конни. Они не так много общались, но как уже отмечал Фил, этого словно и не требовалось. Оба замкнутые и молчаливые в жизни вне работы, но в то же время, возможно, именно поэтому всего лишь несколько слов, встреч и разговоров хватило, чтобы все понять. И терять такого человека Фил не хотел от слова абсолютно. Неизвестно, что ждет их дальше, поэтому надежный и понимающий друг не просто на вес золота, а совершенно бесценен.
-  Порой бездействие лучше всякого действия, нужно лишь успеть это понять, пока не натворил глупостей, — Фил тихо выдохнул. — При такой ситуации, как у тебя вряд ли вообще что-то можно сделать, тем более, прошло не так много времени. Ты еще сильно любишь Луиса, поэтому не сказала о нем сразу, несмотря ни на что, ты остаешься привязана к нему, а такие сильные связи не разрываются за один присест. Они кровоточат, тянут обратно, не давая и секунды вздохнуть свободно. Как я говорил раньше, я вряд ли полностью осознаю, что ты чувствуешь, я это вижу, слышу, воспринимаю, но основная боль все равно от меня ускользает. Поэтому ты должна дать себе шанс, время, потому что душевные раны всегда намного глубже, чем физические. Ты слишком требовательна к себе, и это я тоже уже говорил, но повторюсь. В данный момент, нужно просто выдохнуть и жить дальше. Да, сложно, да, больно и непросто, особенно, когда тот, кто принес столько страданий снова появляется на горизонте, но поверь, ты со всем справишься, потому что ты не одна, Конни, и никогда не была одна. А теперь и вовсе под моим присмотром, как талантливый хакер и отличный сотрудник и не смей отрицать свои возможности и знания, в своем деле ты, действительно, хороша. И твоя реакция на Луиса хоть и бурная, но тоже вполне объяснимая, только я очень тебя прошу, больше никаких кардинальных действий, я серьезно. Здесь тебе нечего бояться, штаб — это крепость, сюда даже муха не проскочит без того, чтобы ее не засекли сенсоры, датчики и носители. В любом случае, я всегда здесь, всегда рядом и готов выслушать.
После его вопроса в палате возникла тишина. Он не торопил девушку с решением, прекрасно понимая, что возможно, ей понадобится больше времени, но кое-что он все-таки ощущал, прогонять она его точно не собиралась. Потому что ни презрения, ни скованности, ни гнева он не слышал, присутствовали только сомнение и некая растерянность. Когда она выпускает руку, Фил понимает ,что скорее всего поторопился с такой постановкой вопроса, но с другой стороны тянуть тоже можно до победного, может, Конни вовсе и не нужно его участие, а он просто доставляет один дискомфорт, однако это было не так, Фил чувствовал это, прекрасно разбираясь в людях, мог уловить ответное уважение, не только как к начальнику, но и как к человеку, а последнее он чувствовал от людей довольно редко, и тем ценнее было такое отношение. Поэтому, дознаватель решил пока оставить Конни со всем тем, что он сегодня сказал, а за ответом прийти позже, или вообще забыть о вопросе. Он встал со стула, уже собираясь уходить, как его пальцы снова перехватили. Выслушав Конни, Фил легко улыбнулся. Слова проникали до глубины души, и если честно, он с трудом верил, что, действительно, их слышит, настолько редко говорили ему подобное. Он вообще не думал, что от его души хоть что-то осталось, но подобное дружеское участие пробуждало в нем того, кто крепко спал все это время — простого человека, которому не безразличны люди вокруг, готового всегда прийти на помощь, если потребуется.
-  Не бойся, Конни. Я никогда не буду навязываться, но ты просто знай, если вдруг станет совсем невмоготу, то мои двери для тебя открыты всегда, — он едва заметно кивнул и снова обхватил ее пальцы, сжимающие рубашку, своими. — Ну и если просто захочется чем-то поделиться, даже мелочью, то я всегда готов с тобой поговорить. Просто, как... друг. Я никуда не уйду, — Фил выдохнул, сжимая ее пальцы чуть сильнее. — Тебе больше не обязательно справляться со своими демонами в одиночку. Я рядом, теперь всегда буду рядом.

0

12

И он остался. Не убирал руку. Не отстранялся. Был рядом с ней еще до того, как она об этом попросила. Она наконец то могла сказать, что их связывает. Дружба. Какая могла быть только у равных людей, не ищащих в обществе друг друга то, что они не могли дать друг другу, но понимающие, что могут дать друг другу нечто больше, чем они в действительно нуждались. Не брать, а давать... И Филип отдавал - свою уверенность в завтрашнем дне, ободряющие и столь же успокаивающих слов, в конце концов тепло своих рук, которые согревали ее озябшие пальцы. Он отдавал и практически ничего не просил в замен. Он просил ее лишь об одном... Жить.
Она подымает голову, чтобы посмотреть на Карро, на что, что он еле заметно кивает и говорит, что с ним всегда будет можно поговорить, что его дверь никогда не будет закрыта перед ней. И она расслабляется. Смотрит во все глаза на своего ДРУГА, понимая, что никогда прежде у нее не было такой возможности назвать кого то этим словом. Луис был не в счет. Родители и друзья со школы - все знали, чем закончится эта дружба. Уже тогда знали. А сейчас... Она не предполагала. Она даже не подозревала, что такое могло произойти с ней. Здесь. При таких обстоятельствах. Может быть это знак судьбы? Знак, который предвещает перемены? Она судорожно выдыхает. От этой мысли ее бросило в дрожь. Но она быстро прошла, когда Филип перехватил ее руку в свою. Снова. Придавая уверенности и силы, смотреть ему прямо в глаза. В них не было той прохлады, с которой он смотрит на остальных, в них не было злости, хоть он и хмурился. Возможно в них была усталость, которую было сложно скрыть. Это лишний раз напоминало Конни, что он тоже всего лишь человек. Такой же как она. Со своими скелетами в шкафу, которые возможно, когда нибудь и он покажет ей. Она же позволила ему видеть своих... И она не отпрянет и не отведет взгляд. Нет. Она сожмет его длинные пальцы в своей руке, придавая ему сил идти дальше, прямо, как он сейчас. Она тоже будет рядом. Не смотря ни на что. Как и он. Ей хочется произнести эти слова в слух, чтобы и он знал об этом. Но молчит. Смотрит на него и молчит. А он говорит, что никуда не уйдет. Что останется и будет рядом. Эти слова он говорит легко, словно уже давно решил для себя это, а не только что...
- Спасибо. - она говорит это с легкой улыбкой на губах. Она произносит слова благодарности и понимает, что ей становится легче. Она словно начинает заново учится дышать. Теперь это давалось ей легко и без боли. Всего лишь одно обещание, а она уже словно переродилась. - Спасибо... - выдыхает она, чувствуя, что на глазах снова наворачиваются слезы. Те, за которые ей не стыдно. Ей хочет сказать ему о том насколько он к ней добр, что к ней никто так не относился прежде. Но в слова это никак не облачается. Их она не может подобрать. Еще не придумали таких слов, которые могли бы донести все то, что она хотела ему сказать. Он действительно дал ей шанс, и не один и не первый раз. Он позволил ей работать под своим началом, зная, что с ней могут быть проблемы. Он спас ее, дал хороший пинок под зад, чтобы она наконец посмотрела в нужном направлении и решила наконец сама для себя, что жизнь все таки важнее, чем все то, что случилось с ней в прошлом. Прошлое на то и прошлое, чтобы оно оставалось где то позади. Да, оно нас формирует, но не должно никак влиять на будущее. Ей нужно вдохнуть поглубже и идти дальше. И пусть Луис ищет ее. Она тоже будет его искать. Для чего? Она решит это чуть позже. Но ей кажется это правильным.
- Ты выглядишь усталым... - как то не впопад говорит Конни, смотря на Филипа. - Я хочу, чтобы ты пошел отдыхать... Иначе, как ты ты сможешь мне помочь, если от усталости валишься с ног? - она говорит это с улыбкой, давая понять Карро его слова дошли до нее и что он может выдохнуть с облечением. - Я не буду больше кидаться из крайности в крайность. Обещаю. - она чуть сжимает в его пальцы. - А теперь иди... Мне тоже нужно время... Для того чтобы отдохнуть. - она выпускает его руку, а он хмыкает и
кивает в ответ, делая несколько шагов к выходу. - Джейн. - ей понадобилось всего несколько секунд для этого решения. - Я Джейн Китс. - чуть тише уже сама для себя говорит Джейн. Конни теперь в прошлом. Конни - пройденный этап на ее запутанном пути.

0


Вы здесь » чертоги разума » Архив игр » don't be scared I'm still here [revolt]