Он следит за Сигюн из-под полуприкрытый век. Сегодня он так и не дал ей уйти из его покоев. Хотя она, кажется, несколько раз порывалась это сделать. Вяло и скорее больше для вида, словно не желала сбрасывать до конца свою благочестивую маску кроткой девицы. В эту игру, где он плохой мальчик, а она хорошая девочка, они играют так естественно, что даже удивительно. И оба знают, что он далеко не просто плохой мальчик, а она отнюдь не такая хорошая девочка. Мысль эта кажется принцу забавной. И уголки его губ подрагивают в намеке на улыбку. Как и у неё.

  Может быть, сейчас они думают об одном и том же?

  Когда она жмётся к нему, он обнимает её. И думает, что впервые за долгие годы внутри у него все тихо. Не воют бури мыслей, не скребутся, просясь наружу, призраки его темной утробы. Внутри штиль. Умиротворение. Губы все таки складываются в легкую улыбку, и он, наконец, закрывает глаза, отдаваясь на милость ночи, что сулила ему долгожданный отдых, и ощущая в свои руках обещанное норнами любящее сердце, что жмётся к нему в поисках тепла.

  Его сон крепок и глубок — он не просыпается, когда Сигюн покидает его, не ощущает пустоты, что она оставила после своего ухода. Зато в полной мере пустота познаёт утром, когда принц обнаруживает себя в одиночестве. О том, что Сигюн была у него этой ночью, свидетельствуют только смятые простыни да практически исчезнувший аромат масла для волос, которым она пользуется. Локи бросает хмурый взгляд на вторую половину своего ложа, напоминая самому себе, что они сами так решили. В первую очередь из за того, что это только их. Выстраданное. Вымученное. Потому что их счастье любит тишину. А уже потом из-за Теорика и его притязаний на Сигюн, из-за прочих любопытствующий, которые и без того распускают про них слухи, из-за странного решения Всеотца. У Локи было достаточно времени, чтобы обдумать проблему, маячившую перед ним и Сигюн. И если с Теориком принц знал, что делать, то со Всеотцом дело обстояло иначе. Поэтому все происходит только за закрытыми дверьми и украдкой.

  — Ваше высочество. — на пороге его комнат одна из служанок матери. — Царица просит напомнить вам, что ожидает вас на завтрак. — с легким и почтительным поклоном говорит девица, алея щеками, и отводя стыдливый взгляд от Локи, что так и не оделся. Принц смотрит на неё чуть недовольно и не спешит хотя бы накинуть на себя простынь, чтобы прикрыть свою наготу.

  — Передай ей, что я помню о своём обещании. И приду, как только закончу с утренним моционом. — он махнул девице рукой, отпуская ее и невесело хмыкая во след торопливым шагам и закрывающейся двери. Все эти девицы стыдливо тупят глазки, когда застают кого то, кто кажется им хоть мало-мальски привлекательным и знатным, хотя сами украдкой нет-нет да и разглядывают их, чтобы потом по темным углам шушукаться с себе подобными, придумывать небылицы и разносить их по всему Великому Чертогу. И если раньше это казалось Локи забавным, то теперь это было отнюдь не столь весело. Потому что принцу кажется, что за его плечом возвышается тёмная тень отца, которая неустанно следит за каждым его шагом. Которая накинула удавку и затягивает узел туже стоит принцу отклонится от заданного пути.

  Раньше Локи не страдал мнительностью, он скорее был осторожен, но сейчас... после своего дерзкого в своей необдуманности визита к норнам был до паранойи подозрителен. Ко всем.

  — Зерно! — внезапно подал голос Икол со своего насеста, переступая с лапы на лапу и смотря чёрными бусинками умных глаз на своего скорее пугливого хозяина, нежели мнительного. Разве будет мнительный человек так вскакивать со своего места при резком звуке? Он скорее запустит сразу энергетическим импульсом. — Зерно! — повторила птица, и принцу показалась в этом возгласе насмешка.

  — Развею. — беззлобно проворчал Локи, наконец, подымаясь с постели и подходя к насесту. Рука развязала тесемки небольшого мешочка и нырнула в его холщовую утробу. — Ешь. И отдыхай. — Локи высыпал горсть зерна Иколу, который тут же принялся за трапезу кажется совсем больше не обращая внимания на своего хозяина. — Сегодня вечером ты мне понадобишься. — уголок тонких губ дернулся в намеке на ухмылку, а лицо наконец утратило свой хмурый вид, уступив место привычному спокойному выражению лица с лукавым прищуром глаз. Взгляд принца в последний раз скользнул по черно-белому оперению прежде, чем начать сборы на обещанный матушке совместный завтрак. Негоже любимому сыну расстраивать мать своей нерасторопностью.

  Гул сотен голосов. Ярко горящие огни освещают Великий Чертог. Золотые штандарты с гербами незаметно колышутся. Локи лениво скользит взглядом по собравшимся в Чертоге, в ожидании когда глашатаи объявят о прибытии гостей. Весь королевский двор сегодняшним вечером облачен в свои парадные золотые доспехи и платья. Локи не исключение. Взгляд принца вылепляет из людской толпы у подножья много знакомых лиц: закадычные друзья Тора, советники отца, фрейлины матери, Теорик, что стоит практически за спиной у Сигюн и не отрывает от неё глаз, и сама Сигюн с безукоризненно прямой спиной, не обращающая на людей вокруг практически никакого внимания. Зацепившись раз за неё взглядом, Локи раз за разом возвращается к ней, неизменно видя за её правым плечом темную фигуру Теорика. И уже не понятно на кого Локи в действительно смотрит, потому что перед глазами плывет, подёргивается багровой пеленой, трансформируя реальность в отвратительное по своей сути видение, в котором губы Теорика искажаются в плотоядной ухмылке, пальцы, что больше похожи на когти, по-хозяйски скользят вверх по талии Сигюн и впиваются в грудь. Взгляд свой Теорик не отводит от принца, проверяя насколько хватит его выдержки. Он рывком притягивает Сигюн к себе и та, издав полузадушенный возглас-стон, откидывает голову Теорику на плечо. И Локи уже не может сказать, то было возмущение в её голосе или удовольствие. Она смотрит на него, тоже не отрываясь, а губы ее лихорадочно что-то шепчут, не переставая. Теорик ублюдочно скалится и склоняется к ее лебяжьей шее, впиваясь поцелуем-укусом. К горлу принца подкатывает жёлчь и он натужно сглатывает, когда ему удаётся разобрать лепет Сигюн. Губы ее складываются в "не смотри... не смотри... отвернись...", но это кажется Локи выше его сил. Взгляд словно прикипел к этой картине, и он наблюдает, как вторая рука Теорика скользит по ее бедру, задирая подол платья и скрываясь между ее ног. Локи уже не важно, реальность это или видение, потому что ничего более реальней, чем желание убить этого ублюдка голыми руками, он не ощущает. Он готов шагнуть вниз с возвышения, прямо в толпу...

  — Локи? — обеспокоенный шёпот матери над правым ухом, заставляют принц вздрогнуть, моргнуть несколько раз и, кажется, прийти в себя. — Что-то не так? — Локи заставляет себя наконец оторвать взгляд от Сигюн и Теорика и посмотреть на мать.

  — Все в порядке. — он старается, чтобы голос звучал ровно и спокойно, не желая выдать хотя бы тень того, что внутри все вопило от бешенства и злости, что ярость поднявшаяся только от одной мысли, что Сигюн может оказаться в руках Теорика, готова была сжечь весь Великий Чертог со всеми собравшимися здесь асгардцами.

  — Точно? Ты как то побледнел резко... — с сомнением тянет Фригг, смотря на сына с лёгким недоверием. Ее взгляд устремляется за спину Локи и на какой то миг ему кажется, что видит в материнском взгляде тень понимания. Но разговор продолжить Фригг не удаётся — герольд, наконец, возвещает о прибытии гостей. И все, включая принца, сморят на девушку, что вышагивает в проходе меж людской толпы, уверенно чеканя шаг.

  — Фрейя. Богиня любви и красоты. Принцесса Ванахейма. — голос глашатая зычно разносится по Великому Чертогу, и Локи готов поклясться, но никто из присутствующих не может отвести от их гостьи своего восхищенного взгляда. Локи с каким то затаенным облегчением понимает, что красота ее его совершенно не трогает, как и ее взгляд, которым она одарила его, клонясь перед троном отца в глубоком поклоне. Потому что внутри после испепеляющей ярости холодная пустота. И все же губы принца привычно складываются в легкую ухмылку, которой он и ответил старшей сестрице Сигюн и которая быстро исчезает с его лица, когда он против своей воли бросает короткий взгляд к подножию, и видит, как губы Сигюн кривятся в подобие улыбки. Не будь все внимание приковано к Фрейе, кто-нибудь обязательно увидел этот ядовитый оскал практически чистой ненависти. Но Локи все равно, потому что внутри все вновь содрогается, потому что за спиной у Сигюн все ещё стоит Теорик. Потому что принцу вновь мерещатся этот звериный оскал на лице предводителя Багровых ястребов.

  — Говорят вы, принц, являетесь искусным магом. И по силе своей сравнимы со царицей Фригг, а некоторые говорят даже с хранительницей Железного леса, Ангбордой. — на губах Фрейи легкая улыбка. Ей как будто действительно интересно говорить с ним. — Молва о ваших умениях докатилась даже до Ванахейма.

  — Обычно людская молва любит преувеличивать. — тон его чуть снисходителен. — Моим умениям ещё далеко до умений моей матери...

  — Так вы ещё и сама скромность! — Фрейя кажется восхищенной, но лишь кажется. Весь вечер она вьётся вокруг него, ведя непринужденные беседы, заливисто смеётся над его шутками и искушающееся улыбается, суля своей улыбкой, кажется, все удовольствия девяти миров. Но рыбак рыбака видит издалека... Так и наречённый бог обмана чувствует за каждым произнесенным словом то, что принято называть лицемерием. И Локи улыбается Фрейе столь же фальшиво, и восхищается ею столь же фальшиво, в отличие от отца...
Локи бросает острый взгляд на Одина, к уху которого склонился страж Бивреста.

  — Извините меня, принцесса. — в его голосе сожаление. — Но мне необходимо покинуть вас на какое-то время.

  — Пустое, Ваша Светлость. Не извиняйтесь. Я большая девочка и смогу развлечь себя в ваше отсутствие. — она одаривает его лукавой улыбкой и, салютуя бокалом с вином, скрывается в толпе придворных в поисках новой компании.

  Когда Локи приблизился к отцу, тот уже отдавал Стражу последние распоряжения, выглядя при это ни капли не обеспокоенным.

  — Что-то случилось? — Локи подпускает в голос беспокойство и вопросительно смотрит на отца и Хеймдалля, который никогда не покидает свой пост без веской на то причины.

  — Тролли в Йотунхейме собираются пересечь границу с Мидгардом. — отец даёт знак Стражу и тот удаляется исполнять приказ так и не проронив более ни единого слова.

  — Тролли? — подаёт голос Тор, что появился рядом с Одином вслед за своим младшим братом. — Отец, позволь с этим разобраться.

  — Нет. Вы оба, — отец строго смотрит сначала на Тора, а затем на Локи. — Нужны здесь. Дистинг никто не отменял.

  — Но... — хотел было возразить Тор.

  — Я отправлю Ястребов. Теорик справится не хуже вас. А теперь ступаете обратно к гостям. — отец снова делает знак рукой и расторопный слуга наполняет его кубок вином и тем самым ставя точку в их разговоре.

  — Это нечестно. — обиженно засопел старший брат, благоразумно понизив голос, когда они отошли от Всеотца.

  — Да, брось ты. — благодушно одёргивает его Локи, внутренне ликуя. Его план вот-вот свершится, и он, наконец, избавится от сводящих его с ума ревностных видений и мыслей. — Только не говори, что ты в этот праздник предпочёл бы пустить нескольким тупым тварям кровь. — он смотрит на брата насмешливо и иронично, прекрасно зная, что это было действительно именно так. — Наслаждайся праздником, брат.

  Она сидит в кресле у очага, держа в руке бокал с вином. Смотрит в огонь, не отрываясь, глубоко задумавшись. Не трудно догадаться о чем, а точнее о ком в этот вечер ее мысли. Локи делает шаг из тени, приближаясь к Сигюн, ступая бесшумно и не торопясь. Весь сегодняшний приветственный пир он с каким то с затаенным страхом ожидал, что рядом с Сигюн объявится Теорик, и то, что он увидел перед прибытием Фрейи, привидится вновь. И выдержка изменит ему, и не будет никого, кто сумел бы остановить его... Но тот держался поодаль, кидая на свою невесту пристальные взгляды, не решаясь, приблизится к компании Фрейи и царевичей, в которой она провела весь вечер. И Локи чувствовал какое-то мстительное удовольствие, наблюдая за сомнениями на лице Теорика и его пониманием, что он сути не ровня, ни сыновьям Всеотца, ни принцессам из Ванахейма, в каком бы статусе те не прибывали в Асгарде. Однако вздохнул Локи с облегчением лишь тогда, когда Теорик пропал с пиршества, отправившись выполнять приказ Всеотца. И теперь... теперь никто не стоит между Сигюн и принцем. Ощущая себя практически победителем, полноправным обладателем и единственным, кто впредь будет иметь право прикасаться к ней, он протягивает руку, с затаенным предвкушением оглаживая молочно белое плечо.

  Она не оборачивается. И даже не вздрагивает от его появления. Лишь иронично и еле сдерживая свою ярость, выспрашивает его мнение о своей сестре. А Локи получает какое-то садистское удовольствие от созерцания такой бури эмоций. Губы его растягиваются в легкой улыбке, когда он наблюдает за вскочившей на ноги Сигюн.

  — Сегодня она была предельно... — призадумавшись, Локи лукаво смотрит на Сигюн. — Обольстительна. И я простил бы ей такое поведение. — уже серьезнее продолжил принц, присаживаясь в кресло,  в котором до этого сидела Сигюн. — Если бы она упражнялась на нас с Тором, но никак не на отце... Это оскорбительно. И в первую очередь для моей матери. — принц хмурится, утратив казалось бы все веселье. — Ты бы и сама могла догадаться зачем он пригласил её. — голос его звучит глухо, когда он отводит взгляд от Сигюн. — Тебе ведь уже пошили платье для венчания? — он не желает озвучивать свои догадки. Слова жгут язык даже сейчас, когда сама церемония венчания стоит под большим вопросом. — Отцу нужно, чтобы твоя сестра подтвердила свершившийся брак перед твоим отцом. И полагаю Фрейя сделает это с превеликим удовольствием. — на какое то время в покоях Сигюн воцаряется тишина. Слышится только треск горящих поленьев в очаге. Локи откидывается на спинку кресла и подпирает рукой голову. Смотрит на притихшую Сигюн, но отнюдь не успокоившуюся. Он не спешит с заверениями, что свадьбе не быть, что он позволит этому случиться. Потому что окончательно решится все только завтра... Когда Хеймдалль вновь явится к Всеотцу с докладом. Всегда есть вероятность, что план не сработает.

  Магическая нить на запястье нагрелась неожиданно, выдернув принца из задумчивого созерцания Сигюн. Кто-то прошёл защитный контур, выставленный в его комнатах. Выудив из внутреннего кармашка своего сюртука небольшой рунный камень, Локи подул на него и сжал в ладони.

  — Сигюн. — зовёт он девушку, еле сдерживая смех. — Я знаю, как заставить тебя вновь улыбнуться мне. — он манит её к себе, и, когда она подходит, вкладывает в её ладонь камень. — Икол в мое отсутствие бывает весьма находчивым, не находишь? — спрашивает Локи. — А твоя сестрица в свой список покорённых вершин может занести созданную магией сороку, что любит принимать облик своего создателя в его отсутствие.

В голосе ее он слышит еле прикрытое чувство стыда за вызывающее повеление своей сестры. Оно знакомо Локи. Не понаслышке. Ведь когда твой старший брат Тор повеса и балагур ещё в большей степени, чем ты сам, приходится поневоле прочувствовать всю прелесть стыда за его слова и поступки. Возможно, это работало и в обратную сторону, но... Локи было трудно судить об этом, потому что искренне считал себя образцом безукоризненного поведения, особенно когда того требовала обстановка и случай. Вся его спесь всегда скрывалась за учтивой маской и колкими фразами на грани, в острой, как бритва улыбке и насмешливом прищуре глаз. Сигюн была такой же. Искусная обманщица, которая скрывает за покорно опущенной головой несгибаемый мятежный дух. Возможно, не потребуй Всеотец от Ньерда гарантий мира в виде его младшей дочери, Сигюн была такой же, как её старшие сестра и брат — беспринципная и получающая то, что желает, любой ценой. Полуприкрыв глаза, Локи пытается представить Сигюн такой, и воображение рисует поистине занимательную картину... которая не впечатлила бы принца от слова совсем. Ведь тогда бы она была похожа на сотню девиц этих девяти миров. Бледная посредственность, как и ее старшая сестрица, что мнит свою красоту божественной, а улыбку столь соблазнительной, что за право ее получить мужчине по меньшей мере необходимо развязать войну и победить в ней. В ней не было ничего интригующего и занимательного. Одним словом, скучная. В отличие от Сигюн, что продолжает стоять перед очагом в попытках усмирить внутренний ураган недовольства. Эта Сигюн завораживала принца своей способностью совмещать в себе благочестивую девицу и сильную, в меру злопамятную, страстную женщину. И Локи каждый раз подталкивал ее к тому, чтобы она не таилась, желая видеть тьму и бури, что одолевают её. Что может породнить сильнее, чем схожесть обуреваемых страстей?

  И все же Сигюн, сколько бы Локи не желал обратного, таится за своим молчанием, за звуком льющегося в кубок вина, когда вопрос коснулся "неизбежного" в своей неотвратимости события. Принц чувствует. Осязает все её невеселые мысли. Видит их в прямой спине и неспешном глотке вина, что делает она, смотря в темноту ночи за окном. И слышит в её коротком на выдохе ответе, который она скорее выдавливает из себя на силу, против своей воли. Локи уверен — платье красиво. Но отвратительно в своём предназначении. Сигюн претит мысль о предстоящем замужестве и все же свои страхи она не озвучивает, явно намереваясь предстать перед Теориком, Всеотцом и Фрейей жертвенным агнцем, со свойственным смирением приняв уготованное ей, оставив Локи только воспоминания. Почему она молчит? Почему за все время, что они провели вместе, она не обронила ни единого слова о будущей свадьбе? Что заставляет ее молчать? Злые мысли, в которых Сигюн пытается укрыться от него за спиной у Теорика, что все ее слова о любви и объятья лишь злая шутка, подымаются в принце темной волной... и разбиваются о мольбу в её взгляде, когда она оборачивается к нему. Да, губы ее молчат, но глаза кричат о спасении. И Локи чувствует себя последним подлецом за свои мысли, за то, что не в силах в данный момент унять ее страхи и развеять сомнения. Но завтра... Завтра она будет свободна от обещания выйти замуж за Теорика. Будет. Или он не Бог лжи и коварства.

...— Ооо, моя милая, сколько злорадства. — он с упоением наблюдает за Сигюн и не сдерживает своей злой улыбки в ответ на ее смех. Все таки она ему под стать... — Не сказал бы, что он бедный. Посмотри, он выглядит весьма довольным. Или ты жалеешь каждого, с кем у твоей сестрицы хоть что то было? — он с интересом разглядывает разворачивающуюся в его покоях картину, удовлетворенно жмурясь, ощущая на своём лице лёгкое касание губ Сигюн и тёплое дыхание на своей шее, когда она звонко смеётся, по всей видимости, ощущая триумф от такого унижения своей собственной сестры. И Локи доволен этим, наконец, ощущая, что на сегодня тягостные мысли решили оставить его, уступив место растекающемуся вдоль позвонков чувству предвкушения. Он мягким движением вынимает рунный камень из вытянутой руки Сигюн и откладывает его на столик.

  — Останусь. — мягко отвечает Локи, понизив голос. — Если только ты не пожелаешь выгнать меня в темноту и холод ночи. — в тон отвечает ей Локи, заглядывая в её глаза и не совсем понимая их выражения. Он легко отстраняется, высвобождаясь из ее объятий, чтобы через мгновение положить руки на ее талию и притянуть к себе. — Чтобы тебе было спокойнее, предоставлю тебе возможность самой это сделать. — с ехидцей в голосе отвечает принц на ревнивые нотки, что проскальзывают между ее слов. Он скользит взглядом по ее темным бровям, высокой скуле, соскальзывая на шею и в вырез её халата. Уголки губ дрожат в намеке на улыбку, ощущая, как Сигюн застыла в ожидании в его руках. Он вновь подымает взгляд и заглядывает ей в глаза, в которых видно предвкушение?.. Ухмылка вышла широкой, когда ему припомнились слова Сигюн, произнесённые в саду.
   — В этот раз просить будешь ты... — выдыхает он в губы Сигюн ее же слова.

  На обряд вспашки приглашен весь двор, но участвовать положено только царской семье и их гостям. Людской гомон долетает до принца приглашённым все ещё по-зимнему холодным ветром, что задувал с самого утра и гнал по небу хмурые тучи. Локи отрешенно наблюдает за их течением в ожидании появления Фрейи и начала обряда, мыслями пребывая в краях ещё более холодных, чем Асгард зимой. Он чувствовал, как магические нити сплетенные его ложью натягиваются, суля создателю скорую развязку. Он чувствует волнение и предвкушение Икола, что был отправлен принцем для пригляда за происходящим. Да и сам он чувствует тоже самое, что и его фамильяр, искренне надеясь, что задуманное свершится.

  — Черт, как же голова болит. — ворчит на ухо Тор. Локи косится на него.
  — Перепил вчера? — подпустив в голос сочувствие, спрашивает Локи.
  — Немного. — кивает брат и морщится.
  — Ты только вперёд отца и матери у Фрейи рог с пивом не вырывай. — беззлобно поддевает Локи, наблюдая как старшая сестра Сигюн появляется в ритуальной холщовой рубахе с босыми ногами и распущенными волосами. Людской гомон стихает за спиной, когда голос жрицы звонким зычным возгласом взлетает к небу, призывая и приветствуя идис и прародительниц на Тинге. С наполненным до краев рогом Фрейя обходит каждого, позволяя произнести здравницу и одаривая каждого кроткой улыбкой. Улыбка, предназначавшаяся Локи, у Фрейи выходит какой то плотоядной и зловещей, не скрывающей истинного отношения. Она была бы оскорбительна, если бы принц действительно провёл ночь с ней, но, смотря ей в глаза, ему откровенно все равно и, возвращая рог ей, вздергивает насмешливо бровь. Возможно, если представится случай, Локи преподнесёт сегодня Сигюн несколько подарков, одним из которых будет перекошенное от унижения лицо ее сестрицы. Проводив  Фрейю взглядом, принц цепляется взглядом за Сигюн, что принимает рог из рук сестры. Сегодня утром ему пришлось покидать ее тихо и крадучись, стараясь не потревожить её чуткого сна. Когда нибудь нужда в тайне отпадёт. Когда нибудь они перестанут таиться. Норны пророчили это ему, но лишь в том случае, если он исполнит своё предназначение.

  Щелчок ритуального кнута разбивает воспоминания о норнах, возвращая Локи к действительности, где холодный ветер задувает под кафтан, старший брат переминается с ноги на ногу, заставляя доски помоста жалобно поскрипывать, а в другом мире проливает кровь во имя ещё не любви, но свободы в выборе того, с кем проводить дни и ночи. Локи чувствует — магические нити звенят от напряжения. Они вот-вот лопнут, ознаменуя триумф Бога лжи и коварства. И когда Фрейя преподносит ему Вёльси, принц выдыхает с облегчением ритуальные слова:
  — Мёрнир, прими это благо!.. — и добавляет еле слышно уже от себя, чувствуя, как ослабевают порванные нити. — Приношу в дар кровь собрата во имя нового начала...

  ... Золотой Чертог вновь полон. Калейдоскоп лиц и голосов. Запах еды и вина. Музыка. Всеотец не обманул своих подданных, когда говорил, что пир в честь праздника будет пышнее пира устроенного по случаю приезда гостей. Наполнив кубок вином, Локи наблюдал за отцом, стоя рядом у одной из колонн в одиночестве. Он не хотел пропустить момент появления Хеймдалля, который должен принести Всеотцу печальную весть о почивших эйнхериев, что бились отважно с врагом, но не выстояли под натиском подкрепления, прибывшего на помощь неприятелю. Но страж не появляется, и отец преспокойно продолжает беседовать с Фрейей... Видимо выказывает ей свою благодарность за проведение обрядов Дистинга. Принц фыркает и отворачивается, когда видит улыбку отца и смеющуюся Фрейю, что якобы невзначай касается руки Одина. Тошнотворное зрелище, позорящее отца и оскорбляющее мать.

  — Надеюсь, ты оставила несколько танцев для меня? — спрашивает Локи, встав за спиной у Сигюн и склонившись к ее уху. Он находит её недалёко от того места, с которого он наблюдал за отцом. Одну. И тоже прячущейся за колоннами. Под ее сенью он позволяет себя встать к Сигюн ближе дозволенного и провести кончиками пальцев вдоль всей спины, а после, хмыкнув, из шалости подуть на выбившиеся из прически завитки коротких волосков на ее затылке. — Пойдём. — он шагает из за её спины и протягивает ладонь. — Я хочу с тобой станцевать.

У его милой Сигюн летящий шаг и задорная улыбка, а во взгляде не осталось и тени сомнений, что можно было прочитать, когда Локи, не таясь, протянул ей руки, приглашая на танец. Ее сомнения были понятны, ведь шепотков за их спинами и слухов о них, после этого вечера только прибавится. Так какая разница сколько раз они станцуют, и сколько людей посмотрит им во след с укоризной и недоумением? Ему — за то, что ведёт в танце девицу, что уже обещана другому; а ей — за то, что поддалась на уговоры, позабыв о своём суженном. Даже мысль о том, что отец, после этого вечера, сможет догадаться об истинных отношениях между его воспитанницей и младшим сыном, не страшат. Сейчас, кружа в танце Сигюн, Локи отчетливо понял, что какая то часть его самого даже желает этого. Чтобы впредь отец не пытался выступать вершителем их с Сигюн судеб, чтобы понял, что Локи найдёт в себе силы пойти против его воли. И потому страх перед отцовским недовольством отступает. Отступает настолько, что он в кои-то веки действительно получает удовольствие от танца, держа в руках женщину, ради которой он был способен пойти на многое. Например, обмануть отца... И даже убить.

  Локи сжимает ладонь Сигюн сильнее. Притягивает к себе ближе. Заглядывает ей в глаза пристальнее, практически осязая, что момент только их. Здесь и сейчас. Единственно их... Ровно до тех пор пока принц не ощущает на себе чужой взгляд. Тяжелый. И казалось бы не сулящий ничего хорошего.

  — Хм... — оторвать взгляд от Сигюн сложно, однако свербящее чувство в затылке все-таки заставляет это сделать. Он ожидает увидеть отца или на худой конец мать, но видит лишь Фрейю, и хоть она и стоит в толпе людей, видит её сразу. Старшая сестрица Сигюн следит за ними взглядом неотрывно и на первый взгляд улыбается радостно. Но стоит взглядам принца и Фрейи пересечься, как по щелчку пальцев и всего на мгновение улыбка это отдаёт маниакальной плотоядностью, так словно хищник увидел, наконец, свой обед и жертву. Сегодня гостья на удивление ведёт себя ещё более вызывающе, чем на пиршестве в её честь, практически не таясь и вызывая в глубине тёмной утробы принца отнюдь не чувство порхающих бабочек любви и даже не похоть, а нечто более злое. Нечто, что желает спустить ее с небес на землю. Нечто, что желает доказать, что одна проведенная ночь с кем то, кто выглядит как младший принц, не даёт ей право чувствовать себя ни хозяйкой положения, ни укротительницей строптивых. В тёмной голове принца зреет мстительная мысль. Жестокая в своём публичном унижении. Уголок его губ дергается в ухмылке, а очередная фигура танца, наконец, позволяет Локи на какое то время потерять Фрейю из поля своего зрения и затаённым облегчением понять, что из двух дочерей Ньерда ему досталась самая лучшая. От мысли этой лицо принца утрачивает свою резкость, но не лёгкую ухмылку. Ему думается, ей придётся по душе то, что он придумал для её сестрицы. Главное, чтобы она согласилась в этом принять непосредственное участие. А то ведь с неё станется вдруг вспомнить, что девица, обзаведясь женихом, в празднование Дистинга по обычаю танцует все ритуальные танцы только со своим избранником. Но Локи уверен — он найдёт слова, что убедят ее забыть об этих традициях.

  Музыка танца затихает, плавно сменяясь звуками рога. И Локи хмурится — не ожидал он, что нужный обряд будет следовать сразу за танцем. Толпа людей оживилась. Слуги засновали, готовя зал для предстоящего ритуального танца, оттесняя не успевших посторониться к царскому помосту и высоким колонам, что тянулись по вдоль всего Золотого Чертога. Были выставлены стулья большим кругом, по центру зала установлен шест со множеством атласных лент, что в скором времени обовьют девичьи запястья, а после соединит с выбранным ею избранником. Приготовления вот-вот закончатся, а Локи даже не имеет возможности намекнуть Сигюн о маленьком обидном розыгрыше — они зажаты в толпе, да и как назло рядом с ними возникает Фрейя. Улыбается она все так же гадко, а слова ее не многим лучше предназначенные для сестры достигают своей цели, когда у той взгляд становится потухшим, когда она сжимает руку Локи чуть сильнее, готовая оставить его...

  — Почему вы ещё не заняли свои места? — голос царицы Асгарда мягок, но вот вопрос неожиданный. Локи вздрагивает, сжимая выскальзывающую руку Сигюн сильнее и не позволяя ей сбежать. Принц поворачивает к матери, мысленно задаваясь вопросом, как много она успела услышать из того, что говорила Фрейя своей сестре. По затаенному на самом дне материнских глаз гневу он понимает, что слышала она многое. По чуть поджатым уголкам губ понимает, что царица зла и жаждет, если не жестокой расправы, то хотя бы того, чтобы зарвавшуюся гостью поставили на место. А услышав то, что Фрейя сказала ее воспитаннице, так и вовсе теперь желает, чтобы это совершено было руками ее сына и самой Сигюн. Фригг подаёт знак слуге, который с лёгким поклоном вручает Сигюн ленту.

  — Сигюн, милая, не откажи порадовать мои глаза своим танцем. — царица все так же говорит мягко, легко подталкивая девицу к остальным девушкам. — А ты, — теперь обращается она к Локи, пристально вглядываясь в глаза своего сына. — Впрочем ты и сам знаешь, что делать. — она коснулась его плеча и одарила хитрой ухмылкой. — Повеселись. — шепчет она тихо, прежде чем подтолкнуть Локи к одному из свободных стульев. 

  — Всенепременно, матушка. — Локи понимающе кивает и отвечает Фригг плутовской улыбкой.

  ...Ребек и скрипка, за ними флейта. Барабаны отмеряют такт и лёгкая поступь танцующих девиц вторит им. Это красиво, волнительно прекрасно. Это чувственно. Это действительно обещание избранному юноше, что будущая невеста будет ласкова и нежна, что она по собственной воле делает выбор.

  Локи кривит губы в легкой усмешке, когда мимо него протанцовывает Фрейя, и провожает долгим взглядом Сигюн, когда она появляется в поле его зрения. Даже сейчас, когда ему доподлинно известно, что Теорика нет в живых, мысль о том, что будь он на этом празднике, Сигюн танцевала бы для него, заставляет внутренности неприятно сжаться в болезненном спазме отвращения. Ещё противнее ему стало от осознания, что за этим ему бы пришлось наблюдать. Ему пришлось бы смотреть, как Сигюн прилежно и с присущим ей прилежанием исполняла бы роль невесты. Улыбалась бы. Подливала бы в кубок вина. Позволяла бы уводиться себя в танец или укромный угол. Щека дернулась. Локи не сомневается — она бы делала этого. Переступая через себя. Ломая себя, но зато с улыбкой на губах и во имя мира для своего народа. Принц прикрыл глаза, пытаясь сосредоточится и выбросить из головы вчерашнее тошнотворное в своей реалистичности видение, от которого он так и не смог избавится даже проведя ночь с Сигюн. Даже убедившись, что все его подозрения лишь плод его параноидального разума.

  Он передергивает плечами, выпуская слабый магический импульс и окутывая себя пологом невнимания, когда чувствует приближение конца танца. Незаметно складывает очередную руну и с лёгким злорадным удовольствием направляет ее действие на двух участников ритуального танца. Теперь осталось лишь наблюдать за результатом его "шалости". Ведь матушка дала своё благословение. А он, как примерный сын и заботливый мужчина не мог не порадовать свою мать и женщину небольшой сценой унижения особы, что посмела им обоим досадить.

  Всем кажется, что младший принц восседает совершенно на другом стуле. Все знают, что танцующая Сигюн пошедшая против традиций в этом танце должна выбрать практически названного брата, с которым ей приписывают тайную связь. И все, затаив дыхание, наблюдают, как Фрейя оттесняет от младшего принца свою сестру, недвусмысленно обозначая свой выбор, когда ведущая скрипка, а за ней и прочие музыкальные инструменты замолкают, садясь на колени к царевичу. Зал на мгновение затихает, наблюдая казалось бы за унижением воспитанницы царской семьи. Локи уверен — она вынесет эту минуту "позора" с поистине королевским достоинством. Он слышит перестук ее каблуков, когда она приближается к оставшемуся свободному юноше. Видит ее удивление, а затем понимание и налёт триумфа, когда она, следуя традиции, присаживает на колени... к Локи. В это мгновение чары распадаются. А Фрейя не сдерживает удивленного восклицания. По толпе наблюдающийся ползёт смешок.

  — Я не перестарался? — спрашивает принц у Сигюн, придерживая ее за талию и чуть поворачивая голову в сторону ее старшей сестры, чтобы своими глазами увидеть досаду и злость на ее прекрасном лице.

Фрейя унижена. Оскорблена. Губы свои кривит в улыбке, пытаясь подыграть публике и показаться совершенно не уязвлённой шепотком собравшихся в зале гостей и их же смехом, который звучал по-издевательски громко и неприкрыто. Ее тщетные попытки сохранить лицо забавляют принца даже больше удавшегося розыгрыша. И его тонкие губы расплываются в хитрой улыбке, когда гостья из Ванахейма, наконец, смотрит прямо на него, теперь в полной мере понимая кто такой младший сын Одина и за что его нарекли Богом лжи и коварства, и осознавая кому обязана своему публичному унижению. Локи не тешит себя надеждой, что она поймет, за что ее гордость пострадала, ведь для Фрейи, кажется, в порядке вещей искрить оскорблениями по отношению к своей младшей сестре, и призывно улыбаться каждому мужчине, что покажется ей достойным ее внимания. Однако принц надеется, что это несколько поумерит желание Богини Любви блистать и получать желаемое на сегодняшнем празднике, ведь сегодня не ее день и не ее праздник. Сегодня Дистинг, праздник, после которого холодные зимние ветра уступят теплу весны. Праздник новых начал и получения благословения прародителей. Сегодня Дистинг — это праздник Локи и Сигюн. Пусть пока сам Сигюн даже не догадывается об этом. Ведь сегодня...

  Он остро ощущает ее тёплое дыхание на своём лице, когда она склоняется к его уху, чтобы ответить на заданный им вопрос. Слишком близко для людей вокруг, но недостаточно близко для самого Локи.

  — Тебе стоит только попросить, Сигюн... — он отвечает ей так же тихо. — И ее жизнь превратится в бесконечную вереницу бед и несчастий. — Локи, наконец, отрывает взгляд от старшей дочери Ньерда и смотрит на Сигюн с веселым прищуром. — Поймал бы тебя на слове, но, думаю, в этом нет необходимости. — и в этот момент ему хочется нестерпимо поцеловать ее. Запечатлеть на ее губах триумф их маленькой победы. Но желание своё приходится задавить в зародыше — при дворе Одина никто не готов к такому зрелищу, даже не смотря на вечные пересуды за их спинами об их порочной связи. Принц смотрит на Сигюн одно долгое и тягучее мгновение, в котором он позволяет себе задержать взгляд на ее губах, а пальцами сжать ее талию сильнее. Ведь теперь она действительно принадлежит только ему. Сладкий момент осознания и понимания, что между ними не будет стоять ее свадьба, не будет стоят Теорик или даже его мёртвая тень. Этот эйнхерий, посмевший возжелать себе в жены принцессу Ванахейма, будет гнить в земле невоспетым и забытым всеми, так и не познавшим, что есть любовь и ласка женщины, которую ему практически подарил Один. А он, младший сын Всеотца, младший принц Асгарда, заполучил ее любовь по велению ее собственного сердца и самой Урд. Кто он такой, чтобы противиться желаниям принцессы Ванахейма и самой Судьбы? Кто он такой, чтобы противится своим собственным желаниям? Поэтому она его. Единственно его...

  И Фригг, любимая матушка, словно вторя его мыслям, велит участникам ритуального танца обменяться дарами — знаки и обещания выбранной паре в серьезности своих намерений, то, что будет напоминать избранникам друг о друге. У Локи уже был один дар для Сигюн. И имя ему свобода. Но ритуал требовал нечто более материальное, и пока он решал, что же это будет, его милая Сигюн заговорила, снимая с себя практически единственное украшения, которое она носит сколько Локи ее помнил — один из последних подарков Ньерда своей младшей дочери. Ее голос вкрадчив. Ее глаза серьёзны. Ее ладонь у его сердца легка. Она вверяет в его руки с каждым разом все больше себя, обещая ему всегда быть рядом. И он верит. Не может не поверить, ведь это Сигюн. Его Сигюн...

— Я принимаю твой дар. — и только сейчас ощущается вес ритуальной фразы. — Прими и ты мой. — он снимает с руки своей перстень с двумя змеями, что держат небольшой изумруд. — В час нужды обратись к одной из них. — он указывает ей на одну из змей, что свернулась кольцом. — И она приведёт меня к тебе. — Локи заглядывает Сигюн в глаза и тихо добавляет. — Прошу, носи, не снимая. — принц вкладывает перстень в ее ладонь и заставляет сжать его в кулаке, чтобы скрыть его дар от посторонних глаз любопытствующих. Ее дар он тоже прячет под парадный камзол и доспех — поближе к сердцу, где теперь для Сигюн всегда есть место, к шраму, что оставила ее рука, напоминающий каждый раз ему о ее боли и пути, что он прошёл до того, как они позволить себе быть вместе.

...Им приходится освободить место в круге, когда слуги вновь засновали по Чертогу, освобождая круг для танцев от ритуального шеста с лентами и стульев. Он мягко держит Сигюн под локоть, цепким взглядом осматривая зал и всех присутствующих в нем, надеясь, что сейчас им удасться незаметно скрыться от толпы и Фрейи, которая наверняка не пожелает оставить своё унижение без ответа. Когда взгляд принца отыскивает Всеотца на царском помосте, малодушное желание покинуть зал увеличилось в несколько раз, но уже по причине хмурости на лице Одина, нежели просто желания уединится с Сигюн. Рядом с Всеотцом гонец, а рядом с гонцом Хеймдалль. Локи знает какую весть принесли отцу и отчего он столь хмур. И младший принц внутренне собирается, предчувствуя, что Один не будет тянуть время и сообщит о случившемся сегодня же.

— Ваша Светлость. — слуга склоняет голову перед Локи и Сигюн, не уточнив к кому обращается. — Всеотец желает переговорить с вами. Он ожидает на помосте. Я провожу вас.

— Кого желает видеть Всеотец? — спрашивает Локи, сжимая локоть Сигюн чуть сильнее и притягивая к себе чуть ближе.

— Вас обоих, Ваша Светлость. — просто отвечает слуга, снова склоняя голову в поклоне и предлагая последовать за ним, указывая рукой направление.

— Видимо хочет отчитать нас за участие в ритуальном танце и пожурить за то, что я так жестоко обошёлся с твоей сестрой. — заговорщически прошептал Локи на ухо Сигюн, когда они двинулись в сторону царского помоста, чувствуя, как та напряглась. Да, опасаться им обоим стоило, но показывать страх — нет. Страх — слабость, увидев которую Один лишь воспользуется ей. Таков был его отец — Всеотец, Вседержитель.

...— Отец. — принц голову склоняет покорно без тени страха или опасений. — Хеймдалль. — приветствует он стража. — Ты хотел поговорить?

  — Да. — Один знаком отпускает гонца. — То, что ты устроил сейчас во время ритуала — неприемлемо. — в голосе отца не слышится ни осуждения, ни злости — простая констатация факта. — Ты принесёшь извинения принцессе Ванахейма сегодня же. — смерив младшего сына хмурым взглядом, Один посмотрел на Сигюн. — Тебе не следовало... — царь замолкает на полуслове, молчит одно долгое мгновение, словно взвешивая свои ещё не произнесенные слова. — Впрочем, уже не важно. У гонца были вести об отряде Ястребов, который возглавлял Теорик, что ушёл в Йотунхейм. Твой жених мёртв. — когда эти слова произнесены, Локи кажется, что в Золотом Чертоге резко наступила тишина и все, буквально все, услышали Одина. — Пусть тебя утешит мысль, что погиб он, как воин, и теперь его место в Валгалле за пиршественным столом.

Когда на самом деле появилась мысль убить Теорика? Не просто желание, а именно намерение? Четко сформированная мысль, а за ней и цепочка событий, что приведёт к желанному результату? Когда? Видимо где-то между первым разговором с эйнхерием, когда тот осмелился заговорить с принцем первым, и одним из ужинов, на котором присутствовали наиболее приближенные к царю асгардцы: советники, генералы и... капитан Кровавых Ястребов, который, как и полагается, сидел подле своей невесты, вид имея весьма довольный, когда его взгляд то и дело возвращался к принцессе Сигюн. Свои торжествующие взгляды, которыми Теорик одаривал любого, кто заговорил бы с ним или с Сигюн, он даже не пытался скрыть. Но на Локи... На Локи он смотрел, еле сдерживая торжествующего злорадства, что сумел заполучить в награду ценный трофей, — не невесту, — который негласно когда-то принадлежал младшему царевичу, как любили шептать многие при дворе Одина. За кривой улыбкой, которую он старательно выдавал за благодушную ухмылку, виделось Локи алчное вероломство, когда чернь, подобная ему, приближалась к сияющему величию и благосклонности царя, не могла устоять и не попробовать проглотить слишком большой для него кусок пирога. Да, Теорик имел здоровый аппетит и нереализованные амбиции, но больше всего, пожалуй, наглости. Той наглости, что позволила ему желать принцессу и получить ее в дар от своего повелителя и благодетеля. Той наглости, которая в любой другой ситуации могла бы быть мостом для приятного товарищества. Но Теорик желал Сигюн и этого было достаточно, чтобы перечеркнуть все и его жизнь в том числе. Теорик желал Сигюн и показывал это, практически не таясь, или только делал вид, что пытался быть скромным женихом, но на деле демонстрировал всем — смотрите, вот моя невеста, она принцесса и она моя; смотрите, как я придерживаю ее за локоть, как ловлю ее взгляд, как пододвигаю чашу с вином, когда ее пустеет, как я в конце вечера любезно раскланиваюсь со всеми прежде, чем проводить свою невесту до ее покоев. Локи в тот вечер пришлось глотать своё бешенство и ярость, молча, укрывшись за чашей с вином, что казалось ему тем кислее, чем чаще он смотрел на Теорика и Сигюн. Локи пришлось держать себя руках, чтобы казаться хотя бы отчасти спокойным. Как и во множество других вечеров, когда Всеотец желал видеть молодых жениха и невесту подле себя. Но именно в тот вечер, наблюдая за удаляющимся Теориком, что по-хозяйски положил руку на изгиб женской талии, принц отчетливо осознал... что готов обагрить свои руки кровью. Ради неё. Ради ее свободы. Свободы, на которую после посягнёт самолично.

  И потому ловит слова о героической смерти Теорика с мрачным удовольствием, скрывая то за маской шокированного недоумения, ведь все-таки речь ведётся о капитане Кровавых Ястребов — эйнхерии, что был воистину искусен и силён в бою. Принц смотрит на отца, чуть округлив глаза и принимая вид до крайности удивленный. Принц смотрит на отца и играет беззупречно, хотя чувствует на себе тяжёлый взгляд Стража. Но Хеймдалль не увидит того, что не положено быть на лице царевича в такой печальный момент. Хеймдалль увидит только то, что Локи пожелает показать ему. Только взметнувшиеся вверх брови, распахнутые широко зелёные глаза, что смотрят практически испуганно на отца, а после с жалостью на Сигюн, когда царевич все таки решает посмотреть на подругу. И видит он опустившиеся плечи, тяжело прикрывающиеся глаза и заметно трясущиеся руки. Осознанно-неосознанно Локи шаг делает в ее сторону, подхватывает ее под локоть в осторожном жесте поддержки, чтобы та сумела выставлять, не пошатнувшись от принесенной из другого мира печальной вести. Ещё несколько мгновений и сам Локи поверил бы в всеобъемлющую скорбь Сигюн и проклял бы себя за то, что посмел обагрить белоснежные снега Йотунхейма кровью ее славного Теорика. Глубоко внутри чудовищная его половина удовлетворенно скалится — его леди ему подстать, — и только глупец осмелится теперь встать между ними.

  Всеотец мог попытаться, но Локи был уверен — Один не сделает такой опрометчивый шаг во второй раз, не теперь, когда смотрит на сына тяжелым монаршим взглядом. Уличить младшего царевича не в чем, но Локи быстрый взгляд кидает на отца, прикидывая мысленно к каким выводам тот пришёл, но за его привычной маской беспристрастности разглядеть что-либо крайне сложно, если вообще возможно. Но принц не обманывается, знает, что прийти к правильный выводам отцу ничто не помешает, и даже, не имея на руках никак доказательств, он будет знать — Локи сделал это по причине не столь загадочной... Эта причина со сдержанным скорбным выражением роняет слова приличиствующие случаю и ее положению, просит продолжить праздник, но уже в честь павшего война — ни у кого не должно возникнуть сомнений — Сигюн скорбит, Сигюн в печали. Она легко отстраняется от Локи и склоняется в поклоне перед Всеотцом прежде, чем позволить себе спуститься с царского помоста с неестественно прямой спиной, когда в Золотом Чертоге стихает музыка, а вслед за ней и гул голосов собравшихся гостей, когда Всеотец подымается со своего золотого трона, чтобы призвать присутствующих выпить и станцевать в честь Теорика — Золотого Ястреба Асгарда, что пал сегодня в битве, защищая мир и спокойствие Девяти миров.

  Локи не клянётся, даже позволения уйти не спрашивает. По ступеням сходит стремительно, бросив взгляд на матушку, что на правах царицы застыла подле трона властителя с прямой спиной и печальным взглядом глаз. Возможно, в этом зале только лишь у Фригг скорбь была настоящей. Ее доброе сердце было способно любить каждого в Асгарде и потому и скорбеть она могла о всех тех, кто пал. Ведь если Один Всеотец, то она Всемать, и все они ее дети... Локи не понимал... не хотел понимать, отчего такой, как Теорик — в особенности Теорик, — удостаивается от его матери такой почести, как доброе слово и скорбь, когда та взяла слово вслед за Одином. Не хотел!.. И потому поджимает тонкие губы и хмурится, когда, наконец, нагоняет Сигюн у самого конца ступеней. Кажется, она не решается заходить в людскую толпу, принимать соболезнования, ощущать на себе сотни чужих взглядов, и потому остановилась в нерешительности, но стоит только принцу поравняться с ней, как ее холодные пальцы крепко цепляются за его руку. Крепко и со страхом.

  Сигюн заглядывает ему в глаза. Ищет в них по всей видимости ответы, но... не найдя их, быстро и тихо зашептала, вопрошая. Желая получить ответы. Желая получить заверения, что последствия этого необходимого в своей жестокости решения не получит болезненного продолжения, где его, Локи, обвинят в смерти ее жениха. Он смотрит на принцессу мягко и губы его складываются в легкую и печальную ухмылку.

  — Да, он определенно этого не стоил. — кивая головой, отвечает принц. Он опускает взгляд на сплетение их рук и накрывает второй своей ладонью в некоем успокаивающем жесте. — Даже, если Страж видел что-то, меня в тех видениях не было. Я позаботился об этом. — Локи не удивлён тому, что Сигюн все сразу поняла, как не удивлён и тому, что не слышит осуждения своему поступку — только страх разоблачения. — И это нужно было сделать. Ты сама это знаешь... — он подымает взгляд, чуть сжав ее пальцы. — Я избавил тебя от необходимости делать это самой. Я сделал так, потому что ты в отличие от... него, стоишь этого. И это мой истинный дар тебе, Сигюн. Тот дар, что я преподношу в честь праздника... — голос его очень тих, за громким чествованием мертвого война он даже сомневается услышала ли его Сигюн. Да и стоило ли начинать этот разговор прямо здесь под внимательными глазами Всеотца и его верного Стража, под сотнями любопытствующих глаз, чьи хозяева назавтра разнесут по городу и дворцу новую порцию новостей и сплетен и все о них? Нет, не стоило. И все же... все же Локи отвечает ей, не потому что ему все равно, услышит ли его кто, но потому, что Сигюн нужно было знать это здесь и сейчас, чтобы Сигюн не стоило каких-то своих домыслов — ведь он знает, к чему они могут привести. Ещё одного кинжала в грудь он может и не пережить. Мысль эта заставляет принца хмыкнуть. — Теперь же, моя милая Сигюн, прими скорбный вид и позволь людям принести тебе соболезнования, что, я не сомневаюсь, будут сводиться к лицемерному восхвалению подвигов нашего славного Теорика, — имя эйнхерия Локи практически выплевывает, чувствия, как оно жжёт на его языке. — А после я провожу тебя до твоих покоев, где ты сможешь предаться своей скорби в одиночестве. — в противовес его серьезному тону, в глазах его вспыхнул мстительно-веселый огонёк. Он не успел продолжить свою мысль, когда за своей спиной услышал деликатное покашливание.

  — Дорогая сестра, это так ужасно — лишится жениха практически прямо перед свадьбой! — заговорила Фрейя, шагнув к ним ближе. Тон ее был обманчивости мягок и печален, для неискушенных во лжи она само сожаление и печаль. — Прими мои соболезнования. Пусть пир его будет долгим, а мёд сладким. — она протягивает руки к Сигюн, обхватывает плечи и оставляет на ее бледных щеках пару невесомых сестринских поцелуев. — Будь сильной, сестра, и храни в своём сердце память о нем и любовь его, как должно всякой деве и невесте. — Фрейя замолкает, отступает на шаг, жалостливо смотря на младшую сестру. — Вы не станцуете со мной, принц, в честь павшего воина и практически моего доброго названного брата? — голос Богини любви и красоты печален и преисполнен сожалений. Она протягивает ему руку, которую не принять он не может, хотя отчаянно этого желает. Смотрит на него выжидающе, но стоит ему принять ее руку, как они вспыхивают не иначе, чем мрачным торжеством.

  ...— Говорят Теорик был так сильно влюблён в мою милую сестрицу, что осмелился просить ее руки у Одина. — елейным вкрадчивым голосом проговорила Фрейя, цепким взглядом пытаясь высмотреть на лице Локи нечто, что может подтвердить или опровергнуть ее слова. Не дождёшься, думает Локи, с ленивым безразличием пожимая плечами.

  — Я не вдавался в детали сватовства. — это было ложью, но Фрейя вряд ли смогла уличить его в ней.

  — Я могу судить лишь то, что видели мои глаза, мой принц, — она выделяет два последних слова намеренно, говоря их с еле скрываемым придыханием. — Он сгорал от нетерпения назвать ее своей. И не удивлюсь, если осмелился на нечто большее, чем целомудренные поцелуи ее пальчиков. — она прижалась к нему теснее и взглянула из-под длинных ресниц. — Чем мне нравятся асгардцы, так тем, что они берут то, что желают. Прошлая ночь, мой принц, — вдоль позвонков Локи прошлась волна омерзительной дрожи, когда Фрейя вновь назвала его так. — Тому явное подтверждение. И я... я без сомнения хотела бы не повторить это. — Локи смотрит на Фрейю холодно. Локи чувствует, как желчный ком встаёт у него в горло, как горечь ощущается на языке, и отнюдь не от предложения Фрейи перевести их разговор в иную плоскость. Нет... Локи пытается обуздать свой ревностный гнев, что, подобно змее, поднял голову, услышав ядовитые слова, изрыгаемые, самой главной, без всяких сомнений, стервы Ванахейма. Локи смотрит на Фрейю холодно, скрывая за этим своё отвращение.

  — Тогда я попрошу своего фамильяра вновь помочь вам получить удовольствие от пребывания в Асгарде. — его тон обманчиво спокоен, но суть его слов, как обычно это бывает, полна яда и злой шуткой, что на поверку скорее надругательство. — Прошу меня извинить. — легкий и ничего не значащий поклон и полное безразличие к округлившимся глазам и гневу, что в них вспыхнули, когда понимание произошедшего, наконец, в полной мере снизошли до Фрейи.

  Он спешно побирается сквозь толпу танцующих и переговаривающихся меж собой гостей, не обращая внимания ни на приветственные кивки и поклоны в его сторону, ни недоуменный шепоток, что вьётся за ним подобно его изумрудному плащу. Он ничего не замечает вокруг — все слилось в минорную какофонию звуков и багряную размытую картинку его вчерашнего видения. Быть может, то было не просто его разошедшееся воображение, а отражение реальности? Той реальности, в которой Теорик осмелился не только желать, но и воплотить своё желание в действительность? Ведь он и Сигюн делили ложе не каждую ночь, и, что делала его милая Сигюн в это время, он совершенно не знал...

  Она стоит там же, где ему пришлось ее оставить — у подножия царского трона, — окружённая дамами, что подобно стервятникам окружили свою добычу-падаль, чтобы насытить своё любопытство и тщеславие, и упиться ее «горем». В это мгновение ему практически не жаль ее. В это мгновение принц все ещё во власти своей злости и подозрений.

  — Милые дамы. — его мягкий голос, которым об обращается к женщинам, заставляет их всех, как одну обернуться. — Позвольте мне переговорить с принцессой Сигюн наедине. — он как будто бы благосклонно принимает их поклоны вежливости, но стоит им удалится, как лицо его вновь застывает в холодной маске. — Сигюн. — он цепко, словно коршун, впивается взглядом в ее бледное и осунувшееся лицо. — Моя милая, Сигюн... — он делает к ней шаг и цепкими пальцами оборачивает ее руку вокруг своего локтя. Склоняется к самому уху, не страшась породить новых пересудов — не страшась в это мгновение вообще ничего. — Ответь мне на один вопрос. — тихо, вкрадчиво, обдавая ее своим горячим дыханием и уводя прочь из переполненного людьми Чертога. — Только на один. Он... он ведь не осмелился касаться тебя? — в это мгновение они одни, застыли в еле освещённой нище, что можно было найти у самых дверей Чертога, укрытые тенями и пологом невнимания, который Локи сотворил одним быстрым заученным движением.