Полумрак. Треск догорающих поленьев в очаге. Приглушённые толстой каменной кладкой крики со двора. Запах разогретого вина со специями, что было приготовлено на кухне Винтерфелла по просьбе Гериона, потому что, как бы сильно не топились комнаты замка, ему было холодно. Казалось, он промёрз до самых костей. И собственно ничего удивительно — он практически всю жизнь провёл в местах, что не знали таких морозов. Западные земли, Эссос... Там было много солнца. Больше, чем когда либо смогут увидеть и почувствовать северяне. Вино и пододвинутое к очагу кресло спасали положение отчасти. Но все равно Ланнистер был вынужден кутаться ко всему прочему в свой утеплённый дублет, задаваясь вопросом, так ли хорошо греют Винтефелл его подземные тёплые источники или это только у него такая стылая комната.

Дверь покоев стремительно открывается, впуская свежесть морозного воздуха, что принесла с собой Лианна. Ее появление — неожиданность. Заставляющая вздрогнуть в легком испуге, удивленно вскинуть брови и поспешно закрыть тетрадь в кожаном переплете цвета пурпура, в которой до этого он по давней привычке делал кое-какие заметки о своих странствиях.

— Лианна? — когда секундный испуг от внезапности отпускает, удивление ее появлением усиливается. Ведь они не виделись с самого дня приезда в Винтерфелл. Она была... очень занята эти дни, а Герион не имел привычки навязываться людям. Да, и, если быть до конца откровенным, не имел он сейчас моральных сил вести со Старк непринужденных бесед. Не после того, как сжимал кулаки от бессилия что либо изменить, когда провожал взглядом своего племянника и Лианну, что удалились вдвоём с пира, который был устроен в честь победы северян в битве. И точно не после того, как желая в этот же вечер удостоверится, что у неё все в порядке, так и не смог найти ее в отведённых ей покоях, как не смог найти и в святая святых всех Старков — крипте, ее не было и Богороще, в которую он заглянул, уже понимая, что, если ему не удалось найти Лианну в этих местах, значит этот вечер она проводит не одна... Собственная догадка тогда показалась ему до отвратительного верной, а злость на допущенную мысль о совместно проведённой ночи Джейме и Лианны, пока сам он ищет ее по всем темным углам Винтерфелла, обнажила в Герион нечто, чему он пока побоялся дать хоть какое то определение. Да, и зачем? Скоро он отбудет в Западные земли, и их пути вновь разойдутся. Зачем усложнять себе жизнь, когда можно обойтись доброй дружбой? Зачем терзать своё сердце тем, что другой ищет в чужих объятьях? Жизнь, прожитая Герионом, научила его смирению и держать свои порывы в узде. Поэтому будь он хоть трижды морально не готовым к встрече с Лианной лицом к лицу, он все равно ей улыбнётся по дружески, проигнорировав отсутствию манер, что она демонстрирует в силу своей порывистой натуры и видимо переживаниями по поводу своего долгожданного возвращения под крышу родного дома.

— Я практически не выхожу из этих комнат. — губы Гермиона растягиваются в легкой улыбке. — Никак не могу отогреться, после нашего последнего перехода. — он провожает взглядом плащ, что Лианна сняла со своих плеч и который она небрежным движением отправляет в соседнее кресло. Но взгляд сам собой возвращается к ее лицу в неясном желании подметить особенности черт её лица, чтобы позже закончить набросок, что был начат им нескольким часами ранее. Он хочет чтобы Лианна осталась в его воспоминаниях такой, как сейчас, подперевшую голову руками, облокотившуюся на спинку кресла, с лукавым прищуром глаз и легкой улыбкой, что угадывается в приподнятых уголках губ. И бесконечно серыми и столь же печальными глазами... — Но зато я запомнил дорогу до кухонь. Вот уж рай для теплолюбивых людей. Я даже предлагал толстушке Бетти свою посильную помощь за тёплое местечко прямо за печью, но... — он по смешному округлил глаза. — Она погнала меня с кухни, размахивая ножом. Мне пришлось совершить стратегическое отступление, чтобы сохранить свою старую львиную шкуру целой и не остаться без горячего вина с дорнийскими специями. — Герион откладывает тетрадь на столик, что стоял рядом с его креслом, и наполняет свой давно опустевший кубок вином из кувшина. — Вот. — он протягивает его Лианне. — Оно ещё тёплое. Поможет согреться, после твоей прогулки. — она без сомнения бродила по Винтерфеллу, заново знакомясь с замком и пытаясь узнать в нем место, в котором родилась, повзрослела и из которого сбежала, когда сердце, влекомое бесспорно сильным чувством, ее поманило прочь, — ведь ничто другое не заставило бы Лианну совершить нечто столь безрассудное, как ее побег с Рейгаром. По крайней мере, у Гериона сложилось именно такое впечатление, когда он узнал ее получше... Он смотрит, как она принимает из его рук кубок и как вновь отходит к соседнему креслу, попутно задавая ему вопрос и смотря так, словно на самом деле не хочет слышать его ответа. Герион хмурит светлые брови и тяжело вздыхает. Какие бы его не обуревали сейчас чувства, дорога его лежала снова на юг. Домой.

— Какое то время определённо ещё буду пользоваться гостеприимством Старков. — кивает он своим же словам. — Но недолго. Только, чтобы передохнуть, после нашего марш-броска по Вестеросу, и набраться сил перед дорогой в Западные земли. — он замечает во взгляде Лианна лёгкое разочарование и оттого хмурится чуть больше. — А ты? Намерена остаться на Севере? — на первый взгляд вопрос наиглупейший, но кому, как не Гериону знать, как порой бывает невыносимо в родных, казалось бы, стенах, после возвращения из долгих странствий. Как странно видеть новые лица слуг. Как странно заходить в солярий Тигетта и понимать, что его комнаты давно не жилые, ведь он уже обзавёлся своим очагом и женой. Все кажется странным и чужим. Даже домочадцы. В особенности домочадцы... — И помогать своему сыну? Ты с ним уже говорила? — в его голосе беспокойство, а на сердце тяжесть. Иногда он ловил себя на странной мысли, что они похожи. Пугающе похожи... в своём стремлении вернуться под родную крышу. К родным. И в особенности к своим детям. Что росли все равно, что сиротами с такими то родителями, как они. Во многих других мелочах они тоже были похожи, но это стремление вернуться... сближало и роднило, как ничто другое.

В прошлый раз, находясь на Севере и застав летние снега, Герион считал, что теперь он может говорить, что знает, что такое снегопады и холод. Однако северное королевство вновь его удивило, показав, что все его прежние познания этого края ничтожны и несущественны. Ни купленный по дороге тёплый дублет, ни шерстяной плащ не спасли его от того холода, что царил севернее Перешейка, когда дорнийский караван ступил на эти суровые земли. Утешало только одно — дорнийцы мёрзли ещё сильнее. Их не грело ни вино, ни дорнийская горячая кровь. И лишь Айша Сэнд — бессменная предводительница каравана, — казалось не чувствовала холода, и чем дальше они шли по заметённому тракту, тем живее горели ее глаза, тем ярче мороз раскрашивал ее щеки румянцем, тем больше она походила на Лианну Старк. Из ее волос исчезли колокольчики, но вновь появились в ее смехе, дорнийская одежда хоть давно и сменилась на походную и практичную, обзавелась меховым отворотом только, когда они ступили на Север. И теперь все, что ее отличало от прежней Лианны Старк, так это прожитые годы и позолоченная жарким солнцем Дорна кожа.

Герион по доброму ей тогда завидовал и гадал, так ли же на него подействует родная земля и воздух Запада. Сумеет ли один только вид замковых стен, что растут прямо из скалы, вдохнуть в него силы и залечить немногие раны из множества, что были у него на сердце и душе оставлены этим местом многие годы назад?

— Это те источники, что ты не смогла показать мне в прошлый раз? — спрашивает Герион, улыбаясь лишь глазами, в уголках которых собрались смешливые лучики морщин. — Тогда ты просто обязана будешь спасти меня от холода в завтрашней поездке, одолжив что-нибудь потеплее моего шерстяного плаща. — он легко соглашается на прогулку за пределы замка, желая, хотя бы ненадолго покинуть отведённую ему комнату, в которой, кажется, он изучил каждый угол. Быть может северный холодный ветер будет к нему милостив и заморозит-выдует из сердца и мыслей то, что другие назвали бы словом на букву «л». Тем коротким словом, что Герион боится не то чтобы произнести вслух, но даже мысленно. Это чувство пригрелось змеем на сердце, растеклось тоской по крови, расплескалось болью на дне зелёных глаз. Вонзилось острым осколком разбитых когда-то давно грёз под рёбра, и каждый вдох — тупая боль, каждый выдох — облегчение. И теперь живет уже который день на выдохе в попытке усмирить внутреннюю бурю. Выходило это у него до сего момента вполне сносно... ровно до мгновения, как слетает с лица Лианны всякая жизнерадостность, обнажив усталость. Боль в ее глазах он видел и раньше, но сейчас, когда она, наконец, присела в кресло напротив, эта мука была столь неприкрытой, что, казалось, вот-вот прольётся слезами. Но не проливается.

Вдох. Болезненный. Он чуть поддаётся вперёд в неясном порыве унять или разделить ее боль, потому что не мог видеть ее такой несчастной, и такой потерянной.

— Время. Все, что тебе нужно, это дать себе время привыкнуть к этому месту вновь, узнать своих родичей и дать родичам узнать тебя. Я уверен, они примут тебя и полюбят. — тихо, но твёрдо отвечает Герион, наблюдая, как горькая ухмылка кривит ее губы, как пустыми глазами она смотрит на огонь в очаге. Ему ли не знать эту неуверенность? Эти сомнения? Но помочь Лианна он может лишь добрым советом и ничем более. Когда она вновь смотрит на него, сердце Гериона болезненно сжимается, и слова ее напоминают ему, что конец его пути не здесь, и, чтобы достичь его, им придётся расстаться.

— Не огорчайся раньше времени. — он находит в себе силы улыбнуться ей. — Ведь я ещё здесь. — он заглядывает ей в глаза и видит в них тоску и боль. Не высказанные, притаившиеся на самом кончике языка и дне ее серых глаз. Практически такие же, как и его собственные... Сложно расстаться с добрым другом. И в особенности тогда, когда больше всего нуждаешься в его утешающем слове и надежном плече. В особенности тогда, как один из них становится чем то большим, чем просто добрый друг...

...— Поступок? — переспрашивает Ланнистер, чьё лицо исказилось болью и сожалением, когда женщина напротив прячет лицо в ладонях. Голос ее сухой и надломленный. Ещё мгновение и Гериону кажется, что она опять готова расплакаться. Но глаза ее остаются сухими, лишь болезненно усталыми. — Что он сделал, Лианна?.. — на выдохе спрашивает Герион, страшась услышать ответ. Он поддаётся вперёд и невольно задается вопросом, стоит ли ожидать, что его встреча с дочерью будет такой же болезненной? Сердце его хочет верить, что нет, но разум... разум говорит, что все может оказать значительно хуже. Он помнил свою Джой маленькой девочкой, которой не было и пяти лет, когда он уплыл. Сейчас же она семнадцатилетняя девушка, практически женщина, что выросла с мыслью о том, что отец ее бросил... Герион почему то в этом не сомневался.

Но Гериону приходится отвлечься от собственных тяжелых мыслей, потому что Лианна, справившись с собой и болью, вновь заговорила, но уже о своём имени.

— Если честно, не припомню этого... — неуверенно отвечает Ланнистер, протягивая руку к кубку с еле-еле тёплым вином. Рукав его дублета задевает тетрадь в кожаном переплете, что падает на пол с глухим стуком. Герион со вздохом обставляет кубок и наклоняется, чтобы поднять тетрадь, которая так некстати раскрылась на последней странице, на которой был незакончен набросок портрета Лианны. — Я понимаю твоё желание вернуть себе прежнюю жизнь. — он старается скрыть своё волнение и неловкость за словами, когда тетрадь, наконец, оказывается в его руках. — Ты так долго скрывалась под именем бастарда на другом конце Вестероса. — Герион отчего то медлит, рассматривая незаконченный набросок на пергаменте. — Я понимаю. — он закрывает тетрадь и смотрит на Лианну, понимая, что ему никогда не смочь перенести ее красоту на бумагу. Ни штрихом. Ни словом. — Но... ты готова к последствиям, которые, я не сомневаюсь, последуют сразу же за твоим воскрешением? Ведь многие считают именно твоё «похищение» причиной кровопролитного восстания... — беспокойство отразилось на лице Смеющегося Льва. Сердце его понимало причину ее желания вернуть своё имя, но разум говорил, что это глупая и даже опасная затея.

Сердце тоской омылось. Сжалось от скорой разлуки. Заболело от взгляда серых печальных глаз. А потом дрогнуло. Забилось чаще от мягкой еле заметной улыбки на губах и добрых слов ее. Впрочем горечь от предстоящей разлуки нет-нет да слышится в них, и сомнения — в вопросе, — неприкрытого и от того болезненного. Ее это явно мучает, но задать вопрос, кажется, решает только сейчас.

— Тогда я поблагодарю Богов за твоё любопытство, без которого бы наше знакомство не возобновилось. — он помнит ее, сидящую за одним из столов в «Золотых песках», одну из немногих женщин на том постоялом дворе, кто заглянул, чтобы скоротать душный вечер за историями, привезёнными из чужих краев и земель. Удивительно, но в тот вечер он запомнил ее смуглое от жаркого солнца лицо, колокольчики в темных вьющихся волосах и живой блеск глаз, которые, без сомнения, хотели бы увидеть те чудеса, о которых Герион говорил. Любопытство Айши Сенд было неприкрытым и отнюдь не праздным, и от того Ланнистеру уже вспоминался он сам будучи маленьким мальчишкой, который с таким же интересом и нетерпением слушал Кивана и воображал о том, как он покорит все известные чудеса света. — Не жалею. Ничуть. — просто отвечает Герион, пожав плечами. В его жизни было предостаточно вещей, о которых он мог бы жалеть, но поездка на Север... кажется, не была одной из них. — В любом случае сейчас я нахожусь к дому ближе, чем когда-либо за последние годы. К тому же, когда я ещё смогу увидеть так близко самых настоящих драконов? — Смеющийся Лев запоздало понимает, что шутка вышла неудачной, и потому несколько сникает и отводит взгляд от Старк. Он не хотел думать о том, что будет, после того, как Королева драконов покинет север и выдвинутся на юг, чтобы взять то, что когда-то принадлежало ее семье. И все же... мысли его неизменно возвращались к той «проблеме», которая встанет перед его семьей. И мысли эти были наполнены тревогой и страхом, мрачными фантазиями, навеянными историями о завоевании Эйгона и Танца Драконов. И вопросом, насколько сильно Дейнерис Таргариен желает получить Железный трон? Что она готова сделать, чтобы получить его? Будут ли Ланнистеры Харреном Чёрным в истории завоевания Дейнерис Таргариен? Все было бы значительно проще, если этих самых драконом не было... Но они были и вероятнее всего обрушат на головы Ланнистеров «пламя и кровь», как воздаяние за уничтожение Таргариенов.

Герион коротко вздохнул и снова посмотрел на Лианну. У каждого из них в последние дни было слишком много плохих и неприятных мыслей, думает он, всматриваясь в тревожное выражение лица своей дорогой подруги, когда она с неприкрытой болью в голосе говорит о встрече со своим сыном, о том, как материнское сердце болит от того, что ребёнок не принял ее, не понял ее. Должно быть это действительно больно. Слишком больно. И Ланнистер в очередной раз задается вопрос, будет ли его встреча с Джой такой же? Он практически уверен, что да. Ведь он все равно, что бросил ее, влекомый мыслью, навязчивой идеей, детской мечтой прославить себя и имя Ланнистеров, встать на одну ступень с Тайвинов. Он всегда знал, что это бессмысленно, он сам же насмехался над этим стремлением в своих братьях, но гордость... проклятая ланнистеровская гордость не позволила ему остаться в тени величия старшего брата. И это было ошибкой, за которую он заплатил слишком дорого. Тринадцать лет слишком дорого...

— Если он вырос Старком, я полагаю, он поймёт тебя. Если не сердцем, то умом. Не сейчас, но когда-нибудь обязательно поймёт. И примет. — глухо отозвался Герион. Ему больно было видеть отчаяние в серых глазах Лианны. Но облегчить эту боль не мог. Ни единым словом, ни делом. И это его мучало. Он вновь отводит взгляд от Лианны практически не в силах видеть ее страдания. Они слишком сильно перекликались с его собственными сомнениями и страхами, чтобы оставаться к ним равнодушными. Да, и не смог бы он быть равнодушным к ее боли. Не смог бы... Не теперь, когда он понимал, что у него на сердце...

...— Нет, я не считаю, что это лучше. — чуть хмурясь, твёрдо отвечает Герион, подмечая каким нервным и быстрым движением руки Лианна откидывается с лица выбившиеся из ее косы волосы. Быстрое, нервное движение, а в серых глазах вызов, словно Герион в действительности пытался отговорить ее от затеи вернуть своё имя. — Я всего лишь выразил своё беспокойство за тебя. — он поднял взгляд от пожелтевших от времени страниц в его потрепанной временем тетради. Посмотрел на Лианну уставшим и обеспокоенным взглядом. Обстоятельства, вынудившие ее скрываться на другом конце континента вдали от собственной семьи и ребёнка, слишком сильно довлели над ней. Но... что будет с ее сыном, если нынешний Король Севера признаёт ее Лианной Старк? Все знали, что своего бастарда Эддард Старк привёз из Дорна. Все знали, где скрывал Рейгар Таргариен «похищенную» Розу Винтерфелла. И не все были столь глупы, чтобы сопоставить несколько очевидных фактов и прийти к верным выводам.

Герион чуть мотнул головой и вновь посмотрел на незаконченный набросок. Он не озвучивает своей обеспокоенности. В действительно он надеется, что Лианна понимает, что делает. И все же в глубине души он был несколько опечален. Отказавшись от Айши Сенд, она потеряет свободу. Ее свяжут условности и правила ее имени. Она потеряет свободу выбора, но... сможет быть рядом со своей семьей. Не это ли главное, Герион? Он задаёт себе этот вопрос, прекрасно зная ответ на него. Семья всегда важнее. Он глубоко вздыхает. Наверное, слишком эгоистично желать того, чтобы Лианна осталась для всего остального мира Айшой Сенд. Слишком эгоистично, ведь тогда бы она могла бы быть... А впрочем не важно. Он ведь уже решил, что свои чувства он оставит при себе, увезёт их с собою на юг и не побеспокоит ими Лианну.

Просьба Старк показать ей рисунки была неожиданна. Ланнистер вскинул голову и несколько удивленно посмотрел на неё. Ему она показалась не самой лучшей идеей, но отказать ей... было выше его сил. Даже не смотря на то, что где-то в глубине души страшился, что, как только Лианна взглянет на свой портер, она все поймёт. О, Семеро! Герион давно был взрослым мужчиной, практически потерявшим себя в другом континенте, и все же мысль, что его собственные не вполне понятые им самим чувства будут понятны Лианне Старк, нервировали. Он опустил взгляд на тетрадь в руках и напомнил себе, что портрет Лианны был единственным, все остальные рисунки были быстрыми набросками мест, в которых он побывал, и людей, которых он видел. Не было ничего удивительного, в том, чтобы ее портер оказался среди других портеров людей... И потому, поколебавшись ещё одно короткое мгновение, Герион протягивает ей тетрадь в пурпурном кожаном переплете, вновь смотря на Лианну и ощущая внутри себя лёгкое волнение.

— Там много набросков. — решает пояснить Герион. — Места, где я был. — он встаёт со своего места и чуть отходит в сторону, слушая, как шуршат листы пергамента, когда Лианна их перебирает. — Людей, которых встречал. — он заложил руки за спину, чувствуя, как холодны его пальцы. Среди многих лиц, чаще всего там можно было встретить детское лицо. Чёрный графитовый набросок не мог передать ни золота по-детски мягких кудрей, ни зелени глаз. Зато были ангельские ямочки на щеках. Он рисовал Джой по памяти и каждый раз ощущал, что воспоминания его подводят, и он практически не помнит лица своей дочери. Герион опустил голову, разглядывая с носки своих сапог, а потом взглянул на Лианну через плечо. На душе у Смеющегося Льва было тяжело и тревожно.