«сжигай меня, икона, я не струшу,
я знаю, ты сожжешь грехи мои,
чтоб отогреть измученную душу»
● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ●
● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ●
солярий лорда-командующего, Стена, 30 день 8 месяца 300 от З.Э.
Melisandre | Jon Snow
Холодно. На Стене ему еще не было так холодно. Не греет ни вино, ни пламя в очаге. Жрица говорила, что ее Бог дарует жизнь. Но по всей видимости он волен забирать и тепло.
дай мне огня;
Сообщений 1 страница 3 из 3
Поделиться12021-07-17 06:56:19
Поделиться22021-07-17 06:56:31
милосердие может быть разным. сострадание — это прекрасно,
но жестокости требует вера,
и выбора
нет.
Очнись.
Мелисандра не хотела этого делать — не видела смысла. Лорд-командующий мертв, убит собственными братьями, и это нечестно, и мальчика жалко, но конкретно Мелисандра не способна его оживить. Торос из Мира бы мог, он несколько раз вернул к жизни Беррика Дондарриона, но Торос, наверное, более достоин внимания Владыки Света, чем она — Мелисандра не знает, почему ее бог отвернулся от нее, но он отвернулся. Мелисандра просчиталась — возможно, потому Р'Глор ее и не услышал? Она сочла Станниса Баратеона Обещанным Принцем, она ошиблась, и за эту ошибку Владыка Света считает ее недостойной?
Очнись.
Она не знала этого мальчика-лорда-бастарда достаточно. Он и сам мало что знал. Но он делал то, что должен был делать любой брат Ночного Дозора — спасал людей от Тьмы. Они ведь давали клятву, где звучали слова "я — щит, что защищает царство людей", и Джон Сноу был тем самым щитом. Пытался быть, потому что в итоге потерпел поражение и, спасая других, не сумел спасти себя. Шесть ножей. Шесть предателей. Мелисандра презирала предательство — она была верной своему богу, и поэтому могла менять королей, и Станнису не была верна, просто считалась его советницей, он слушался ее так слепо, что решился даже сжечь собственную дочь, и скорее тогда уж Станнис был верен Мелисандре. Точнее, Владыке Света. Мелисандра же, утверждая, что необходимо жертвоприношение, жалела принцессу Ширен, она не стала бы убивать невинного ребенка просто так, но она верила, что иначе нельзя, ее бог был и справедлив, и жесток, и она не считала преступлением то, что делается во имя Владыки Света, ибо он простит то, что совершено ради него и по его воле. Джона Сноу убили не по воле Р'Глора. Ему было рано умирать.
Очнись.
https://i.gifer.com/B2z9.gif
Сир Давос не верил в богов, считал Мелисандру опасной, но именно он стал тем человеком, который, не имея веры, вдохнул ее в огненную жрицу. Вдохнул тем, что был упрям, тем, что доказывал свою точку зрения, и главное — тем, что верил в Мелисандру. Не во Владыку Света. В нее. Это тронуло жрицу до слез — хотя она не считала себя выше Владыки Света, ни в коем случае, и Луковый Рыцарь отозвался о ее боге не совсем учтиво, но когда Давос сказал, что он просит о помощи женщину, которая заставила его поверить в чудеса... Она сдалась. Давос был прав — Мелисандра действительно ни разу не пробовала воскрешать мертвых, и не могла сказать точно, что у нее не получится.
Очнись.
Вода на покрытую ранами грудь. Вода на черные кудри. Немного отрезанных прядей, сожженных в огне светильника. Ладони над остановившимся сердцем и молитва, рефреном звучащая в тишине, певучая, прекрасная и жуткая для несведущих, гулким эхом отдающаяся в стенах — и не действующая.
Очнись.
Бесполезно — Владыка Света не слышал Мелисандру. Она была готова расплакаться, как девчонка, оставшись наедине с собой — она потеряла все, что имела. Если ее бог отвернется от нее окончательно — у Мелисандры Асшайской не останется ничего. Никаких причин жить. Никакого смысла. Никакого желания. Вера была ее воздухом, ее землей, по которой она ступала, ее водой и пищей, верой она жила и дышала, а если тот, в кого она верит, не желает ее принять — то для чего это все?
Топот шагов в коридоре. Стук в дверь — поспешный, громкий, без особого уважения и боязни потревожить. Голоса — возбужденные, радостные, восторженные.
Жив.
Мелисандра в восхищении смотрела на живого Джона Сноу. На того, чье сердце забилось снова благодаря ей. Владыке Света, точнее, но именно Мелисандра была орудием Р'Глора, и потому имела полное право гордиться — и радоваться. Ее бог не перестал ее слышать — он просто испытывал ее веру, и Мелисандра прошла испытание.
Джон Сноу жив.
Джон Сноу казнил предателей — на утро шестеро болтались на виселице. Один из них был почти ребенком — но он все равно не был уже ребенком. Мелисандра одобрительно смотрела на казнь со стороны, алым бликом выделяясь посреди белизны снега и черноты замка.
В солярии лорда-командующего только сам лорд-командующий — точнее, уже не лорд. Просто Джон Сноу. Мелисандра ступает тихо, и ее шаги можно не услышать, если не прислушиваться намеренно.
— Твой дозор окончен, — произносит жрица. — Ты клялся в верности Дозору до смерти. Ты выполнил клятву. Что дальше? — ей правда интересно. Она понимает, что отныне ей не будет безразлична судьба Джона — потому, что он стал первым человеком, которого воскресила Мелисандра Асшайская, и благодаря этому она поняла, что умеет это делать. И смотрит на Джона, как художник мог бы смотреть на свою самую удачную картину. Как любой творец смотрит на свой шедевр. И, может, если Владыка Света ее руками вернул к жизни Джона Сноу, то... Обещанный Принц ведь все равно существует. Не Станнис — так другой.
А что, если?..
зарею над миром прольется огонь твоего алтаря
Поделиться32021-07-17 06:56:39
Пламя свечи слабо трепыхнулось. Джон бросил на неё безразличный взгляд, а после вновь посмотрел на ворох бумаг на столе перед ним. Большинство свитков ответы на письма, что рассылал ещё Сэм с просьбой о выплатах налогов в пользу Ночного дозора и высылку ненужных людей в Чёрный замок. Некоторые лорды не только юга, но и севера, отвечали одно и то же. Разными словами, на разный лад, но суть их написанных слов сводилась к простой мысли «нам нет дела до нужд Ночного дозора». Многие, кому отсылались письма и вовсе проигнорировали необходимость ответить даже отказом. Будь Джон все ещё лордом-командующим это волновало бы его куда сильнее — Ночной дозор оставался без золота и возможности сделать первую выплату по займу, что ссудил им Железный банк. Но теперь это проблемы Ночного дозора и только его.
Поверх маленьких свитков с отказами в помощи лежит другой. Он не сворачивается трубочкой, а слова, написанные в нем, отпечатались слишком глубоко в его сознании, чтобы забыть их. Даже если он постарается это сделать, у него ничего не выйдет — болтоновский ублюдок нашёл слова, что каленым железом прошлись по его измученной долгом душе, что заставили его возненавидеть весь белый свет, который, казалось, делал все, чтобы сделать невозможным помочь родным ему людям. О, сейчас он был готов ненавидеть даже Сэма и погибшего Гренна за то, что вернули его в Чёрный замок в его первый побег. Тогда его клятвы Дозору ещё были слишком свежи и не имели над ним такой силы. Он бы с легким сердцем оставил эту трижды проклятую Богами Стену, чтобы только быть рядом со своей семьей в самые мрачные для неё времена. Быть может, тогда не случилось бы Красной Свадьбы? Быть может, тогда Винтерфелл не был захвачен железнорожденными и не были бы убиты его младшие братья? Быть может тогда... Арья вернулась бы к семье, а не угодила бы в руки болтоновского ублюдка?..
Пламя свечи вновь слабо трепыхнулось. Сноу вновь бросил безразличный взгляд на неё, когда услышал голос Жрицы. Он прозвучал неожиданно, прорезал тишину стремительно, но его не испугал. Сколько она за ним наблюдала? Он не слышал, как она появилась в солярии. Он не слышал ни ее шагов, ни скрипа дверных петель. При взгляде на Мелисандру по коже его холодный озноб, в раз стало холодно. Потому не смотрит на неё слишком долго, отворачивается, и отвечать не спешит. Джон ещё совсем не уверен в реальности произошедшего. Джон даже не был уверен, что ему следует чувствовать. Все в нем словно вымерзло, оцепенело, застыло в нелепой позе его ошеломления. Все кроме ярости: от предательства, от бессилия, от холода.
Он поднялся со своего места, чувствуя себя нервозно под взглядом внимательных глаз жрицы Рглора. Волосы на затылке зашевелились, и Джон вспомнил, как ранее на рассвете исступленно спрашивал Давоса, зачем его вернули, для чего... Руки задрожали, и Джон поспешил занять их делом — расшевелить затухающие угли в очаге и подбросить несколько поленьев. Может быть, ему, поэтому и было холодно, что очаг давно потух и не давал тепла?..
Выпрямился, смотря завороженно на занимающееся пламя и мысленно повторяя вопрос Мелисандры. Что дальше?..
Что дальше?..
Что дальше...
— По-видимому, вы правы, миледи, — хриплым от долгого молчания голосом проговорил Джон. — Мой дозор окончен, — сегодня эти слова он произносит второй раз, но облегчения от них не чувствует, словно не понимая, что под ними скрывается. — Я... я не знаю, что дальше, леди Мелисандра... — он наконец позволяет себе взглянуть на женщину. Она всегда была для него загадкой. В ее темных колдовской глазах нельзя было разглядеть ничего, кроме всполохов пламени; ничего, кроме ее веры. И сейчас... она смотрела на него так же, как в своё время смотрела на Станниса Баратеона. Джону не нравился этот взгляд. Мурашки вновь пробежали по его телу и он отвёл взгляд от жрицы. — Я все ещё не понимаю для... чего вы меня вернули. Ведь я умер... — он толи спрашивает, толи утверждает это, однако хочет услышать ее ответ. Может быть она скажет ему нечто отличное от Давоса?..
Что дальше?..