Он не помнит, когда последний раз направлялся к драконам с таким волнением.

Сердце билось не обезумевшей птицей, а скорее тяжёлым камнем, выпущенным злобным мальчишкой, чтобы искалечить итак уже не первой свежести мужчину. И, честно говоря, Рейгар сам был удивлён подобной реакции от себя. Обычно – вернее сказать, всегда, – он навещал этих прекрасных созданий с каким-то неописуемым воодушевлением, потому что общение с ними приносило ему такое удовольствие, какое не испытывал даже заядлый конник, когда ему приходилось общаться с особо чистокровными скакунами или же получить оного в личное пользование. Пока жители Зимнего городка привыкли к ящерам, стали косо на них посматривать и скорее воспринимать, как необычную, но дико прожорливую животину, которая вот-вот отберёт у них всё до последней курицы. Рейгар же, несмотря на то, что проводил с драконами столько времени, не переставал удивляться их величественным видом и той чудодейственной энергетике, которая заставляла даже такого меланхолика, как он, задуматься о хорошем. Им предстоит сразиться с самой смертью – с Королём Ночи, который, как он предполагал, слушая проповеди Красных Жрецов в Эссосе, является воплощением Великого Иного — олицетворение зла, тьмы и холода. По преданием совладать с ним может лишь сам Р'Глор, Владыка Света. Владыка Света владеет пламенем. Как и драконы. И это давало Рейгару надежду. Конечно, он не относился к числу тех, кто относился к предстоящему с равнодушием и был готов отдаться в когтистые лапы смерти, просто потому что считал гибель неизбежной. Напротив, серебряный принц был готов отстаивать этот мир и биться ради дня, когда сможет увидеть под солнцем тех, кто ему дорог, с улыбкой на устах и чувством безопасности в глазах. И глядя на своих братьев по битве – на драконов, чувствуя ту мощь, что они излучали, он был уверен: они справятся. Так почему же он всё равно нервно сжимает повод, подъезжая к их логову?...

Рейгар знал: проявляя слабость рядом со столь смертоносным и опасным существом, ты заставляешь усомниться в себе, как в надёжном соратнике, из-за чего нить доверия может ослабнуть. И даже несмотря на это знание, подъезжая к столь знакомому ему холму, слыша заветный рёв драконов, уже чувствующих его скорое прибытие, сдержать волнение удавалось с трудом. Собственно, потому-то он и приехал раньше – чтобы дать себе возможность привести своё состояние в порядок, мысленно подготовить себя к предстоящей встрече и не дать маске хладнокровия треснуть. Сохранять её приходилось даже слишком долго; сначала в Красном Замке, дабы держать лицо и не провоцировать отца с его странностями, а теперь и при дворе собственной сестры, дабы не вызывать лишних вопросов. Честно говоря, до сего дня он был уверен, что она уже давно срослась с его лицом. Как оказалось, он глубоко ошибался.

Завидев его фигуру на горизонте, драконы оживились. Его волнение, казалось, было физически ощутимым, и от драконов подобное явно не скрылось. Привязав коня подальше от драконьего гнезда, искренне надеясь, что местные волки (не зря же этот лес прозвали Волчьим) не позарятся на него и не рискнут подойти так близко, мужчина, наконец, приблизился к взбунтовавшимся братьям. Кратким кивком поприветствовав троицу (дело привычки), Рейгар уселся прямо наземь, принявшись дожидаться второго посетителя любимцев Дейенерис. Собственно, зачем он сюда приехал? Ему предстояло попытаться если не научить одного её хорошего знакомого летать, то как минимум помочь наладить контакт с драконами и найти с ними общий язык. Невзирая на острый ум драконов, в работе с человеком они проявляли себя всё же куда эффективнее, так что третий наездник в битве будет не лишним. Казалось бы, отличная идея, но где же достать того, в чьих жилах течёт валирийская кровь и кто не побоится принимать прямое участие в битве с самой смертью? Что же, Дейенерис умудрилась отыскать и такое сокровище. Точнее, оно нашло их само, не слабо поразив как саму драконью королеву, так и её братца. Такая бредовая ситуация, даже не знаешь, плакать им от счастья или смеха. Особенно учитывая то, как долго Рейгар с сестрой считали себя последними носителями чистой валирийской крови, драконьими наездниками, потомками Эйгона Завоевателя. Но тут появляется Джон. Рейгар впервые встречает его на Драконьем камне, и при первой же встрече, вглядываясь в его лицо, начинает уже что-то подозревать. А стоило ему на мгновение – какое-то жалкое мимолётное мгновение! – встретиться с ним взглядом, и корка льда в его взоре дала трещину. Он не был на него, нисколечки. У него чёрные, как смоль волосы, не такой холодный взгляд, каким обзавёлся Рейгар после всего пережитого, да и вообще Старковская порода. Но в нём чувствовался дух Лианны. Северная кровь взяла вверх, и самому Рейгару было трудно сказать, есть ли в его сыне хоть что-то от Таргариенов кроме происхождения.

Сегодня у него будет возможность это проверить.

Драконы – существа разумные, пожалуй даже более, чем лошади и даже самые обученные собаки. Иногда Рейгару казалось, что его чешуйчатый соратник будто бы общался с ним. И, честно говоря, если он в конце концов заговорит, Рейгар не особо-то и удивится. Драконы были сознательны. Они были умны. Может быть, немного уступали в этом людям, но серебряный был уверен, что только в силу возраста: несмотря на поражающие размеры они были гораздо моложе его младшего сына, и потому считались совсем ещё детьми. Особенно если учесть их срок жизни. Но даже для своего такого юного возраста они уже не раз удивляли его своей сообразительностью, и он воспринимал их всерьёз. Станет ли Джон? Тут для Рейгара открылась ещё одна истина: ему волнительно не только встретиться с сыном лицом к лицу, но и подпускать его к драконам, а уж тем более позволять взмыть в небо. Невзирая на то, что он не участвовал в его воспитании и жил одними слухами о нём, Рейгар всё равно чувствовал за него ответственность. Не только потому что он был единственным выжившим его потомком, но и был ребёнком от женщины, которую драконий принц так горячо любил. Хотя мысленно он себя успокаивал, что были Блекфаеры – линия от бастарда, оседлывавшие драконов, были всадики из рода Веларион, которым также удавалось подчинить своей воле дракона. Так почему же не должно получиться у него? У родного сына Рейгара, потомка Эйгона Завоевателя?

Только он смог взять себя в руки, как вдалеке заметил приближающегося Джона, и сердце снова пропустило удар. Драконий принц, конечно, любил Рейгаля и его братьев, и мог, как и Дейенерис, иногда в приступе чувств как-то особо нежно взглянуть на них или проявить свою заботу, но драконы и сын – не одно и тоже. Как бы он ни любил драконов, он не мог поставить их на одну ступень с Джоном. С его сыном. С его единственным действительно желанным ребёнком. Рейгаль был его другом, его соратником, и серебряный чувствовал к нему дружескую привязанность, но не отцовскую любовь. Джон же вырос, и в его заботе и любви уже не нуждался, а потому Рейгару оставалось лишь молчаливо наблюдать за ним из тени и гордиться тем, как он преодолел все трудности и стал мужчиной, вместо того, чтобы обозлиться на мир из-за несправедливого к нему отношения. Военных заслуг у него было предостаточно, но желание отправлять его воевать это как-то не прибавляло. Скорее хотелось просто оберегать, чувствуя вину не только за то, что не сумел уберечь его старших брата и сестру, но и потому что не был рядом всё это время. Хотя, судя по рассказам о том, как относилась к бедолаге та же леди Кейтелин, и как окружающие видели в нём всего лишь бастарда, а не человека, в простой отцовской заботе в своё время он всё же нуждался.

Очень тонко почувствовав изменение в Рейгаре, драконы словно с цепи сорвались. Сначала Дронон, словно издевательски, прорычал на всю округу, потом это подхватили остальные. Мужчина поднялся с земли, отряхивая тяжёлый плащ от налипшего снега, и перевёл резкий взгляд на ящеров в попытке их угомонить, но стоило Джону приблизиться, как они снова завелись. Казалось, троица словно насмехалась над тем, что один из всадников так грозно пожирающий взглядом любого, кто косо посмотрит на их «матушку», который мог взглядом порой приструнить и самих драконов, когда те бунтовались, начинал так неуютно себя чувствовать от одной только мысли о встрече. Хорошо хоть на лице это не отражалось; Рейгар выглядел измотанным, меланхоличным и даже слишком серьёзным. Сделав пару шагов навстречу надвигающемуся Сноу, мужчина коротко кивнул в знак приветствия.

— Жалуются на холод и местную пищу, — спокойно парировал Рейгар, — полагаю, Её Величество Дейенерис Таргариен уже представила меня? Может, что-то уже упоминала о драконах и о том, как стоит себя вести рядом с ними?

О чём же тоскливо поёт твоё сердце, Белый Волк?

Мужчина по-прежнему остаётся совершенно хладнокровным, но не упускает возможности внимательно разглядывать лицо северянина, следить за каждым его движением и перемене в мимике. Джон на миг улыбается ему, и Рейгар отвечает ему той же лёгкой улыбкой, при этом чувствуя, как сердце камнем ухает вниз. Как же он похож на неё. Этими тёмными слегка вьющимися волосами, исходящей от него аурой уверенности и старковского упрямства и, конечно, улыбкой. Лианна... Ах, если бы ты только была тут, если бы могла взглянуть на этого юношу, прикоснуться к его загрубевшей от битв коже и по-матерински нежно поцеловать его кудрявую голову, если бы дала понять, как он, на самом деле, любим и желанен в их семье. У Джона был отец, сумевший поставить его на ноги и сделать мужчиной, и это точно не Рейгар. Но мать – вот в ком он нуждался и, вероятно, нуждается и по сей день. Любящая всем сердцем женщина, стоящая за плечами мужчины, делает его в сотни раз сильнее и не даёт упасть даже когда надежда покидает его. Когда матери уходят из этого мира, возвращаясь к Богам, их сыновья в трудный час могут опереться на возлюбленную. Но есть ли у Джона та, кто протянет ему руку и не даст пасть духом? Рейгар тут же вспоминает о времени, которое его сын был вынужден провести на стене, и на сердце становится неспокойно, когда в памяти всплывает клятва дозорных. Даже если у него и была какая-то девица, вряд ли она дождалась его. Потому что со стены ещё никто не возвращался.

Кроме него.

Драконий принц ловит себя на мысли, что Джон, кажется, поглощён размышлениями о чём-то. Что-то не давало ему покоя, не позволяло вздохнуть ему полной грудью и сосредоточиться на окружающем мире. И в этом они были похожи. Вот только если со своей тяжестью на душе серебряный привык мириться, то игнорировать состояние Джона оказалось на удивление непосильной задачей. Как же хотелось выкрасть хотя бы минутку, просто чтобы сесть и поговорить по душам, если не как отец и сын, но хотя бы как мужчина с мужчиной. Расспросить о его прошлом, о том, что у него на сердце и как Рейгар может облегчить его боль. Если может.

— Опустим формальности. Рей. Просто Рей, — едва кивает драконий принц на вопрос собеседника, решая не вдаваться в подробности, почему к доверенному лицу королевы так коротко обращаются. Справедливости ради, к Серому Червю и Миссандее тоже обращаются зачастую просто по имени, редко упоминая место рождения, а они находятся подле Дейенерис чуть ли не каждую минуту. Рейгара среди них выделяли лишь проскакивающие аристократические привычки, от которых он не мог избавиться даже после стольких лет. Но разве кому-то есть дело для молчаливого странника, обычно проводящего время среди солдат его королевы?

Когда Джон снова начинает говорить, анализируя то, что ему было известно о драконах, Рейгар вновь затихает, продолжая изучать лицо бывшего лорда Командующего и даже и не думает перебивать его. Время изрядно поиздевалось над серебровласым, но не смогло изменить одного: он по-прежнему хороший слушатель и наблюдатель, но не совсем разговорчивый собеседник. Познания Джона оказались весьма и весьма скудными, но Рейгара порадовал тот факт, что вместо того, чтобы получать информацию на золотом блюдечке с каёмочкой, он хотя бы попытался поработать башкой и выехать за счёт своих наблюдений. Ладно, если захочет, самые любопытные факты о крылатых ящерах сможет прочесть из многочисленных книг или расспросить драконью королеву и её нелюдимого приспешника.

— Ваша внимательность не может не радовать, — мужчина позволяет себе чуть улыбнуться, и кладёт руку на плечо своего сегодняшнего ученика, — выдохните и постарайтесь держать себя в руках. Если станет очень дурно до того, как мы взлетим, лучше скажите и не торопитесь бежать: сегодня они игривее, чем обычно, — серебровласый мягко намекает на охотничий инстинкт, присущий драконам, как и всякому хищному зверю. Даже обычная дворовая кошка может держать себя в лапах, когда рядом ошивается худосочная мышка, но стоит ей сорваться с места, как хищница может просто слететь с катушек и ринуться вслед за ней, поддаваясь своей кровожадной природе. — В полёте все мысли сами покинут голову, но сперва надо подняться в небо.

Мужчина, наконец, направляется к беснующейся троице, внезапно затихшей в каком-то странном ожидании и любопытстве уставившись на приближающуюся двоицу. Рейгар подводит Джона к Визериону – последнему дракону, у которого до сих пор не было всадника. Обычно он лишь следует за братьями, попросту не имея иного выбора, но с наездником на шее, вероятно, получит возможность почаще расправлять крылья. Дракон с интересом опускает голову, видимо желая обнюхать новоприбывшего, но Рейгар кладёт ему руку на нос, как бы намекая, чтобы тот особо не приближался. Вдруг волчонок испугается?

— Это Визерион. Может, не самый крупный, но не уступает братьям в уме. Не надо недооценивать его, — со спокойствием в голосе начинает знакомство серебряный принц, делая небольшую паузу, чтобы у сына... у ученика была возможность рассмотреть дракона и начать устанавливать с ним контакт. Как никак, им предстоит вместе покорять небеса и уничтожать врагов. Если, конечно, всё получится. — Старайтесь не смотреть в глаза. Братьям тоже. Долгие гляделки могут их разозлить, — попутно разъясняет Рейгар, тут же оборачиваясь на собеседника, как будто желая убедиться, что Белый Волк не попытается перечить ему. Далее валириец направляется к драконьей шее, на которую он также кладёт ладонь, пытаясь тем самым убедиться в спокойствии и адекватности ящера. Но надо сказать, что с третьим среди братьев он вёл себя куда менее вальяжно, чем с Рейгалем. Если на своего крылатого соратника серебровласый мог по-дружески закинуть руку, похлопать его, будто тот был просто особо откормленным конём, к которому такими жестами проявляешь любовь, то с его золотистым братом он был более сдержанным. Прикасался к нему скорее с осторожностью, но не со страхом.

Ну, что же... готовьтесь к инструктажу, лорд Сноу.

— Держаться за наросты на шее. Её же обхватываете ногами, как будто в седле. Так как уздечек драконы не примут, управлять придётся корпусом. В небе ведите себя так, как на лошади в горах: при подъёме наклоняйтесь к его шее, при снижении можете немного откинуться назад, не отпуская. Если он решит пикировать, безопаснее прижаться так, как при подъёме, почти лечь на него, потому что скорость будет бешеная, — разъясняет мужчина, после чего делает краткую паузу, позволяя Джону мысленно проговорить всё это. Кажется до смешного простым, но стоит впервые оторваться от земли, как приходится напоминать себе хотя бы дышать, что уж там о технике безопасности. — Доверяйте ему. Тогда он начнёт доверять Вам.

Спиной он чувствует, что внимательный взор оставшихся братьев прикован к ним, и в частности, к действиям самого Рейгара. На секунду серебряному подумалось, что они как будто ждут, не осмелится ли Рейгар на глазах у собственного дракона оседлать его брата. Того гляди, начнут делать ставки. И помня о том, что он однажды вычитал в книгах, понять подобный интерес было несложно: у одного дракона за всю жизнь могло быть несколько всадников, потому что жили они гораздо больше, чем люди, и могло смениться не одно поколение, пока ящер будет жить и лишь наблюдать за течением времени. Но никогда ещё человеку не удавалось оседлать нескольких драконов, уж тем более, пока жив был первый его огнедышащий соратник. Даже Дейенерис, которая знала всех трёх с самого их вылупления, всегда летала исключительно на Дрогоне, пусть и любила его братьев не меньше.

— Вы боитесь высоты, милорд? — наконец, отстраняясь от Визериона, интересуется мужчина, снимая перчатки, чтобы ему было комфортнее. Несмотря на дикий для южанина холод, носить перчатки в небе он не любил: хотел ощущать Рейгаля всем телом и тем самым чувствовать контроль над ситуацией.