Разожжённый на ночь очаг отбрасывает узорчатые тени выставленного перед ним экрана. На каменных стенах то появлялись, то исчезали бегущие волки: два больших и пять поменьше. Занятный подарок от Брана пришёлся по душе Арье и в их личных покоях наконец появилось хоть какое-то напоминание о Севере и Старках. Эйгону нравилось наблюдать за волчьими тенями, когда возвращался в свои покои и долго лежал без сна, пытаясь успокоить свой уставший разум и немного отдохнуть перед новым трудным днем. Два больших волка напоминали ему Призрака и Нимерию, которые все-таки последовали за ним и Арьей на Юг. Но в Красном замке, не говоря уже о Королевской гавани, лютоволки появлялись редко, обосновав своё логово где-то в Королевском лесу. Пять других волчьих теней, что поменьше, были ничем иным, как маленькими лютоволчатами, порождённые двумя большими волками. Наблюдая за их огненным «бегом» Эйгон не раз думал, что подарок младшего брата, если не со смыслом, то хотя бы с намёком, и ожидал, что в один прекрасный день в Вестеросе станет на пять лютоволков больше.
Он думал об этих щенятах, которые могут появиться у Призрака и Нимерии, и сердце сжималось от тоски. Его собственная грозная волчица, которая сейчас выглядела отнюдь не грозно и далеко не по-королевски, когда, завозившись во сне, подкатилась к нему под бок, спустя три года их брака так и не понесла. Винить Арью в этом он даже не думал. Ведь первые года два он и сам не настаивал, потакая своему застарелому страху иметь детей с именем Сноу, к которому позже присоединился страх потерять Арью, порождённый правдой своего рождения. Последний год страхов не развеял, а скорее добавил новых. Особенно, когда Дейнерис нашли на ее завоёванном «огнём и кровью» Железном троне бездыханной и обескровленной, словно еще одного Мейгора Таргариена, прозванного Жестоким. Особенно, когда на голову Эйгона вновь возложили корону, разве что на этот раз Семи Королевств, а не Севера. Смешно, но от Семи Королевств не осталось ничего: большая часть великих домов Вестероса перестали существовать, земли королевств разорены и уничтожены прошедшими за последние годы войнами, зима и голод убивали простой люд не хуже стали. И всем этим Эйгон должен был как-то управлять. Когда ему было думать о наследниках, если у него элементарно иногда не хватало время на трапезу? Разве, что ночью, глядя на тени огненных волков, что прыгают по стенам его покоев...
Эйгон вздохнул и повернулся на бок, чтобы обнять Арью. День был трудным — он до поздней ночи вместе с лордом Хайтауэром пытались отыскать возможности пополнения королевской казны и по большей части безуспешно. И все, что теперь хотел Король, так это немного сна. Ну, может и не только сна, думает он, когда все-таки обнимает Арью, проводя рукой по ее спине. Эйгон осторожно целует темную макушку и думает, что нечестно лишать свою Королеву сна, даже если ее Королю хотелось заявить о своих правах лорда и мужа. Криво усмехаясь, Эйгон заранее знал и представлял реакцию своей жены. Хотя... Он опускает взгляд на ее спокойное и расслабленное лицо. Она может повозмущаться для виду, а после... уступить, как это делала не раз. Он выводит медленные, невесомые круги на ее спине, даже касается губами ее щёк, когда слышит звук открывающихся дверей в спальню.
— Ваша Милость. — тихо зовут из-за балдахина. — Вы еще не спите?
— Нет, Ричард. — Эйгон с сожалением отстраняет от своей все еще спящей Королевы. — Что случилось?
— Патруль слышал странные звуки из сокровищницы. — ответил Лонмут.
— И что там? — Эйгон уверен, что не будь это действительно серьезно, его бы не потревожили, и все же он не спешит покидать своей постели, а продолжает рассматривать лицо Арьи, которая, чуть поморщившись, сонно заморгала, просыпаясь.
— Они не знаю. Им не разрешено заходить туда без вас, Ваша Милость. — виновато ответил гвардеец, по всей видимости очень сожаления, что нарушил покой своего Короля. Эйгон устало прикрыл глаза и даже про себя чертыхнулся.
— Хорошо. — только и отвечает Король своему рыцарю, слыша, после этого удаляющиеся шаги. — Ну, зачем ты проснулась? — мягко спрашивает Эйгон у Арьи, проводя пальцем по ее лицу там, где до этого оставил несколько поцелуем. — Спи и досматривай свои прекрасные сны, любовь моя. — коснувшись губами ее лба, выскользнул из кровати.
...Впереди шёл один из стражей и нёс факел, который освещал их путь по темным ночным коридорам замка. Эйгону вкратце было пересказано, что вызвало такое беспокойство у патруля и от того Король хмурился. Таргариен не был склонен к тому, чтобы не верить своим собственным людям и все же некоторый скептицизм имел место быть, особенно, после попытки стражей описать странный звук, донесшийся из-за каменных дверей сокровищницы. Когда они добрались до нее, в коридоре стояла мертвая тишина, и Эйгон лишь кивнул стражам, дав разрешение отпереть двери. Первые из нескольких. Лёгкий скрежет камня о камень, словно механизмы в стене были новыми, а не работали уже более двух сотен лет. Первое, что выхватывает свет от факела, выкрашенный в насыщенный синий цвет деревянный короб, а в отдалении у второй двери человека. Точнее мужчину. Эйгон кивает стражникам, что шли с ним, которые поспешили без всяких сомнений к вору. Король, не спеша, последовал за своими солдатами, останавливаясь около синего короба.
— На колени. — требует сир Ричард, когда солдаты Таргариенов подводят мужчину ближе. — На колени перед Королём Эйгоном шестого своего имени. — сам Эйгон косится на Ричарда и чуть качает головой. Иногда Лонмут был слишком уж суровым с теми, с кем его Королю приходилось встречаться. Хоть в данном случае это и оправдано, но Эйгон подымает руку, заставляя королевского гвардейца замолчать.
— Кто ты? — обращается Король к мужчине, по бокам от которого застыли его солдаты. — И что здесь делаешь?